– Тем проще нам, – кивнул Соболев, сматывая провода сканера. – Твои предположения?
– Даже если рванёт, – ответил Юра, проверяя одну из стен лазерным инструментом, – то максимум перегородки обрушит. Несущие крепкие, стоят далеко, фундамент серьёзный. Такой не в каждом многоквартирном доме есть. Я думаю, если дверки открыть, то можно вообще обойтись малой кровью.
– Как «обрушатся перегородки»?! – воскликнул хозяин дома, который стоял всё время за спинами триггеров. – Нельзя здесь ничего рушить! Это же какие деньги, потом всё восстанавливать! Я их еле нашёл, чтобы плитку на крыльце положить. У меня сейчас денег совсем нет, а вы говорите…
– Не переживайте, – успокоил его Соболев, – скорей всего, ничего восстанавливать и не придётся. Мы двери откроем, к счастью, у вас вход в подвал отдельный, и подежурим с огнетушителем. Когда газ хлопнет, мы котёл затушим, и всё. И никаких разрушений.
– Котёл у меня дорогой, – опять стал переживать владелец дома, – вы знаете, сколько такой сейчас стоит?
– Дорого, – уверенно кивнул Юра.
– Вот, – обрадовался, что нашел поддержку, хозяин дома, – а вы говорите «хлопнет». Давайте газ перекроем, ничего не хлопнет тогда.
– Не получится, – покачал головой Соболев. – Даже если перекроем, все равно хлопнет. Но только мы уже не узнаем, где. Может, труба газовая рядом с ним, а может, и не рядом. Зачем рисковать?
– Труба дешевле стоит, – заметил хозяин коттеджа.
– Дешевле, чем дом? – спросил Соболев.
– Нет, но…
– Давайте не будем изобретать велосипед. Дома кто-нибудь ещё есть?
– Нет.
– Отлично. Тогда, пожалуйста, накиньте что-нибудь посущественнее, возьмите, на всякий случай, важные вещи и документы и подождите снаружи. Лучше вообще за оградой. А мы пока займёмся делом.
Оксану оставили дежурить на улице. Хоть она и сопротивлялась, но, увидев, что никакого экшена пока не ожидается, решила не лезть на рожон и отсидеться в машине. Благо лэптоп, как всегда, был у неё под рукой. Кирилл с Юрой подготавливали помещение к будущему возгоранию. Стены и потолок были щедро политы антипожарным раствором, проверены все коммуникационные узлы и соединения.
– Ну всё, – констатировал Юра, когда они закончили работать. – Пошли курить.
Соболев кивнул, но затем ещё раз обошёл подвал и проверил его готовность к пожару.
– Лишь бы этот не лез, – закуривая на улице сигарету, сказал Кирилл, кивая в сторону хозяина дома, грустно сидевшего за оградой.
– Не полезет, – отозвался Юра, затянувшись, – он хоть и переживает, но себя любит больше.
– Да кто их знает, – пожал плечами Соболев. – Некоторые и за меньшее готовы подставляться. Помнишь, в прошлом году один тип не успел машину с подземного паркинга убрать? Ситуация должна была вот-вот начаться, а он через оцепление кинулся. И была бы машина дорогая, а то «логан» старенький.
– Для некоторых потеря и такого автомобиля большой удар по бюджету, – заметил Юра.
– Да хоть «мерседес», – отмахнулся Соболев. – Сколько должна стоить машина, чтобы выменять её на свою жизнь? Его же еле нашли потом под завалами. Сколько вообще жизнь может стоить?
– Около миллиона, – ответил Юра. Соболев с удивлением посмотрел на консультанта, но тот не улыбался.
– Всё уже давно посчитали. По страховке жизни, если страховая не зажилит или если врачи доведут, если стихийное бедствие или там наши верхи за дамбами недоглядели, то цена примерно одна – миллион.
– И что такое миллион?
– Тоже деньги, – пожал плечами Юра. – А сколько, по-твоему, стоит человеческая жизнь? И я не говорю там о великих ученых или талантливых самородках. Я про обычного среднестатистического человека, который приносит государству не очень много налогов, платит не так уж много коммуналки, да и вообще в жизни страны участвует опосредованно. Ведь тут разговор на самом деле не о выплатах. А о том, сколько денег надо потратить, чтобы жизнь этого самого среднестатистического человека оберегать. И вот получается, что если затраты на сохранение человеческой жизни превышают миллион, то они просто не имеют смысла.
– На самом деле, – раздался голос Оксаны из припаркованного уазика, – гораздо меньше. Миллион – это единичные случаи, которые возникают вследствие реальных косяков администрации или являются выплатами через суд. На самом деле сумма вполовину, а то и на треть меньше.
– Подслушивать нехорошо, – сказал Соболев, повернувшись на голос. – И откуда ты всё это знаешь?
– Простой матанализ, основанный на социальных программах. Всё в открытом доступе. Только никто не парится на этот счет, никому не интересно.
– Это правда, – согласился с Оксаной Юра, – никому не интересно, сколько стоит его жизнь. Я тебе, Кирюх, больше скажу. Никому не интересно за эту самую свою жизнь отвечать.
– Поясни, – не понял Соболев.
– Смотри, вот, например, пешеходный переход. Государство, плохо или хорошо, ну допустим, идеально, создало условия для безопасного перехода проезжей части. То есть «зебру» в хорошем месте нарисовали, светофор поставили, знаки, предупреждающие водителя о приближении к пешеходному переходу, повесили. Даже фонарь соорудили над «зеброй», чтобы в тёмное время все всех видели. И вот пешеход переходит дорогу на зелёный свет точно по «зебре», и его насмерть сбивает машина. Кто, по-твоему, больше виноват?
– Очевидно же, что водитель.
– Почему?
– Он же нарушил.
– По закону – да. Водитель сядет, если лохматой руки в структурах не имеет. Но я о другом. Ты сам подумай. Водила сядет, будет себя хорошо вести – выйдет. Причём времени потеряет примерно столько же, сколько он до этого потратил на сериалы. Там, может, хоть книги начнёт читать. Но пешехода-то сбили безвозвратно. То есть пешеход с того света точно уже не вернётся. Амба! Навсегда! И вот давай представим, что этот самый пешеход, перед тем как переть по переходу, всё-таки посмотрел по сторонам. И увидел автомобиль, который явно не успеет затормозить. И он, даже учитывая, что сигнал светофора зеленее некуда и он кругом прав, решил-таки поберечь себя и не пошёл под колеса. И вот тут возникает главный вопрос: кто больше ответственен за твою жизнь, чем ты сам? Да, тебе создали условия, и в идеальном мире тебя они должны защищать от опасностей. Но ведь это твоя жизнь! Её по суду не компенсируешь и возврата не получишь. И ведь это просто пример – дорога. А сколько таких примеров вокруг? Мы рискуем каждый день и даже не переживаем из-за этого. А почему мы, собственно, не переживаем? У нас что, больше, чем одна жизнь? Вроде нет. Но мы лихачим по гололёду, пьем сивуху, гуляем ночью по тёмным дворам, лезем чинить розетки без перчаток, разжигаем костры в лесу, отмахиваемся от «лёгкого запаха газа» в подъезде. Мы же сами себя не бережем и не ценим. Почему кто-то должен платить нам больше?
– А ты предлагаешь стать параноиком? – У Соболева скрутило что-то внутри. – Можно с ума сойти, если за всё переживать. Да и если развить твою мысль, то сколько же денег нужно потратить, чтобы от всего защититься?
