Но туг новая боль пронзила, казалось, все ее тело.
И Кайя сползла по стене, теряя сознание…
***
— Обидишь ее — своими руками в землю закопаю!
— Договорились, — усмехнулся Хедин, и Вилхе невольно отвел глаза. Лопухнулся он, конечно, знатно. Как можно было не заметить, что Хед встречается с Аной? Его же после ее освобождения будто подменили. Само дружелюбие и благожелательность. Казалось, что Хед всему миру рад, и уж Вилхе-то должен был понимать, что так выглядит вовсе не удовлетворение плоти, а настоящее блаженство души. Да только никак не мог поверить, что у них с Аной сложилось. Уж слишком они были разными, да и Ана всю жизнь терпеть не могла Хедина, даже на день совершеннолетия не постеснялась перед всем городом унизить, — разве могла она ответить ему взаимностью? Уж с Аниной-то принципиальностью Вилхе был знаком не понаслышке. Потому и решил, что лучший друг снова ударился в старые грехи, затыкая девицами дыру в сердце или же зарастив ее, будто никогда и не было. Считал Хедина слишком легкомысленным и непостоянным. А он — вон чего…
— И что дальше делать собираешься? — напрямик спросил Вилхе. Он, как минимум, не желал видеть сестру обманутой, а, как максимум, собирался вытребовать у товарища обещание жениться на Ане. Не хватало еще, чтобы она стала очередной жертвой Хединова обаяния! Ана не из тех бесстыжих девиц, с которыми можно поиграть и бросить. И не приведи Ивон Хеду рассчитывать на такое к ней отношение! Вилхе ради сестры забудет о любой дружбе!
— А у тебя много предположений? — поинтересовался Хедин. — Поделись, а то мне даже любопытно.
Вилхе выдохнул, беря себя в руки. Хедин, как никто, умел выводить людей из себя, и даже Вилхе, зная его, как облупленного, не всегда мог сопротивляться. Особенно если он говорил о серьезных вещах, а товарищ привычно изображал из себя клоуна.
— Хед, ты знаешь, что я имею в виду! — нахмурился Вилхе. — Мне было плевать на твой образ жизни и твои убеждения, пока они не касались Аны. Но я не позволю тебе использовать мою сестру для удовлетворения собственной похоти! Если ты не собираешься звать ее замуж, лучше отступи сейчас! Потому что потом у нас с тобой будет совсем другая беседа!
Хедин слушал его, не перебивая и не меняя выражения лица, и Вилхе не понимал, что он о его словах думает. Мог ведь и послать ко всем известной бабушке, и даже врезать, несмотря на скорую совместную операцию.
— Уже позвал, — неожиданно серьезно проговорил Хедин. — И получил согласие. Если выберемся живыми, заставлю тебя плясать на нашей свадьбе, пока у тебя вся дурь из башки не выветрится. И потом еще подумаю, довольно ли мне таких извинений.
Вилхе выдержал его взгляд, потому что должен был убедиться, что товарищ не шутит. Потом неожиданно вспыхнул и отвернулся.
— Как вы только друг друга выносите? — пробормотал он. — Два вулкана. Слово не скажи…
— А мы не разговариваем. — многозначительно хмыкнул Хедин и разразился веселым смехом, наконец избавившим Вилхе и от чувства вины за слепоту, и от чувства ответственности за сестру. В конце концов, в нарушении слова Хедина обвинить было невозможно, а значит, Вилхе оставалось лишь поверить ему и радоваться тому, что очень скоро лучший друг станет еще и близким родственником. И, стоило надеяться, тоже обретет свое счастье. Как Вилхе.
Кайя была идеальной женой. Нежной, заботливой, верной — мало кому в жизни повезло заполучить такую девушку. И Вилхе любил ее всей душой, не остывая с годами, а лишь ощущая все большую привязанность к ней и необходимость в ней. По правде говоря, он уже не мыслил нового дня без Кайи, просыпаясь с улыбкой, потому что чувствовал ее тепло, торопясь с охоты или службы домой, чтобы поскорее ее увидеть, желая только, чтобы она почаще улыбалась и видела в нем не только друга, но и возлюбленного.
Наверное, смешно было сомневаться в Кайиной любви к себе, но Вилхе сомневался и ничего не мог с собой поделать. Конечно, он все знал о ее скромности и сдержанности и отлично их понимал — сам-то редко проявлял эмоции и всегда сердился на себя за такую слабость, — но даже не думал, что однажды они вынудят его сделать невеселый вывод о том, что Кайя действительно не испытывает к нему столь же сильных чувств, какие он питал к ней.
Кажется, они слишком долго были хорошими друзьями, и Кайя, в отсутствие у Вилхе конкурентов на ее сердце, однажды приняла теплую привязанность к нему за любовь.
Скорее всего, даже не жалела о своем выборе, приобретя в семейной жизни столь нужную опору и ощущение защищенности от былых бед, быть может, даже была благодарна Вилхе за это и со всей ответственностью подходила к своим обязанностям, стараясь, чтобы и он не чувствовал себя обделенным, да только ему-то всего этого было мало. Он-то знал, каково сгорать от страсти, забывая себя и весь мир, кроме Кайи; как заходиться ненавистью от неконтролируемой ревности; как быть готовым бросить жизнь к ногам любимой, лишь бы она была счастлива.
Да только Кайе, казалось, все это совсем и не надо. Она стеснялась его пылкости, отводя глаза и даже после самых горячих поцелуев говоря спокойным голосом вполне себе обыденные вещи, тогда как у Вилхе от ее губ шумело в голове и напрочь исчезали все разумные мысли. Она не пыталась первой добиться его ласки, лишь принимая ее от Вилхе и позволяя ему пользоваться своим расположением. Она не стремилась закрепить свои права, без единого упрека отпуская его из дома хоть ранним утром, хоть поздним вечером, и даже нынче не сказала ни одного резкого слова, хотя, наверное, имела право: все-таки и Вилхе не был обязан отправляться в этот поход, и она как молодая супруга должна была бы нуждаться в его присутствии рядом с собой. Но Кайя, когда он объявил ей о своем решении, только кивнула и согласилась, что таков мужской долг. И не проронила ни одной слезинки ни тогда, ни накануне его отъезда. Казалась, конечно, грустной, но вовсе не настолько, какими бываю девушки, провожая любимых в опасное путешествие. Даже у Аны на лице было написано больше переживаний, чем у Кайи. И что Вилхе должен был думать?
Он-то ведь решился на эту авантюру не только для того, чтобы поддержать отчаявшегося друга, который к моменту отъезда уже вполне себе обрел душевное равновесие, и уж тем более не из-за того, что жить не мог без подвигов, как подозревал Хедин. Вилхе хотел, чтобы Кайя могла им гордиться. Чтобы она снова увидела, что вышла замуж не за простого дружинника, которого даже с командирского поста сместили, а за настоящего героя. Быть может, тогда в ее сердце зажжется-таки огонь, именуемый любовью? И они проживут вместе в любви и согласии длинную хорошую жизнь, как родители Вилхе, на которых он равнялся и которым втайне по-доброму завидовал. И желал сделать Кайю такой же счастливой, какой отец смог сделать маму. И был готов ради этого на все.
Вот только оберег в последние дни навевал на мысли, что это невозможно. Вилхе знал, что он подпитывается взаимными чувствами, и до сих пор, ощущая его тепло, понимал, что у него есть шанс добиться своего счастья. Но, стоило Вилхе покинуть Армелон, как правому боку, которого касался оберег, стало холодно, и он тут же сделал неутешительный вывод.
