Дан не собирался влюбляться в Ору. Чего там, он вообще не собирался влюбляться, считая подобные чувства непозволительной слабостью для воина — а ведь Дан много лет видел себя лишь дружинником, защищающим родной город и помогающим согражданам. Слышал, конечно, что Вилхе с Хедином притащили в Армелон новую драконицу, но особого веса этой новости не придавал и поглазеть на золотое чудо не спешил. Уж слишком это золото набило оскомину: отец был помешан на своей ювелирной лавке и желании обогащения, а Дан руками и ногами сопротивлялся его попыткам вовлечь в свое дело и сына. Отец даже невесту ему подобрал из богатого Бедиверстоуна — дочку тамошнего ювелира, — надеясь на объединение семей и приумножение богатства.
Невесту Дан не видел, покинув отчий дом в тот же самый день, когда отец объявил о сговоренной свадьбе. Получил, разумеется, в спину проклятие и угрозу лишить его наследства, но от своего решения не отступил, поселившись у дядьки и устроившись на службу в казарму. Три года постигал военную науку, надеясь в скором времени найти ей применение…
А потом словно бы переродился под взглядом насмешливых и одновременно заботливых теплых серых глаз. И этот ореол чистого золота вокруг милого лица больше не отталкивал, а притягивал магнитом, и однажды Дан с ужасом понял, что нет ему покоя без этой девчонки. Стоило хоть день не увидеть ее, и все становилось постылым. И успехи на службе не радовали, и новые дела не интересовали. Каждый вечер он уличал минутку, чтобы рвануть к госпиталю и хоть издали проводить Ору взглядом. Замереть при виде ее ладной фигурки, восхититься ее ослепительными локонами, воспрянуть духом от ее мимолетной улыбки.
Сейчас сам не мог понять, почему столько времени не решался к ней подойти. Но ноги становились ватными и отказывались шевелиться, а сердце стучало так сильно, что мешало дышать, и Дан совершенно точно знал, что не сумеет выговорить ни слова, а будет только беззастенчиво пялиться на Ору, будто последний недоумок, и навсегда отвратит ее от себя. Она примет его за больного, посоветует обратиться к Эйнарду или, чего доброго, еще испугается такого его поведения: все-таки она уже настрадалась от людей. Вот он и ходил кругами, думая лишь об Оре, мечтая о ней и не зная, как подступиться.
Добро, Хедин спровоцировал, заявив, что Ора найдет себе другого и вынудив пойти напролом. Как она только не послала его ко всем известной бабушке после первого поцелуя? Дан был уверен, что это конец, и только проклинал собственную несдержанность и косноязычие, не позволившее объясниться с Орой прежде, чем он сделал непоправимое.
А потом…
Потом случилось чудо, и это чудо не угасало вот уже полтора месяца, то подшучивая над Даном так, что земля под ногами качалась, то даря невообразимо сладкие моменты, без которых нынче уже не представлялось жизни.
Но, чтобы сохранить это чудо, дать ему право на долгое существование, сегодня они должны были разбить страшного врага. Дан, как и большинство дружинников, с трудом пробиравшихся сейчас через горный перевал, не знал всех подробностей разработанного главнокомандующими плана. Зато, в отличие от многих, он был уверен в своем командире и радовался, что попал именно в его отряд.
Хедин сам отбирал ребят для этого броска. Тех, кому доверял и на кого мог положиться в самой сложной ситуации. Беседовал с каждым лично, потому что хотел убедиться в том, что подчиненный осознает, на что идет и какая опасность может ему грозить. Все-таки встреча лицом к лицу со стаей голодных волков — да еще не простых, а тех самых, с серебристыми шкурами, беспощадных охотников и истинных убийц — это почти наверняка гибель, особенно если придуманный Хедином план провалится. Но Дан верил, что такой командир, как он, сумеет найти выход в любой ситуации, а потому без тени сомнения согласился пойти за ним.
Еще в прошлом году Джемма, обернувшись невидимкой, разведала, каким образом кочевники призывают себе на помощь серебряных волков. И сейчас отряд Хедина, пробираясь по горному перевалу, направлялся как раз к тому сокровенному месту, где звери откликались на зов человека, в надежде, что и им удастся приручить столь сильных и опасных противников. Но каждый шаг стоил неимоверных усилий, и лишь пример командира, сурово шагающего впереди своих дружинников, поддерживал твердость духа и силу тела.
Не так сложно оказалось карабкаться по узкой каменистой тропе, рискуя при любом неловком движении переломать ноги или даже пробить голову, сколь тяжело было бороться с сильным ледяным ветром, пронизывающим до костей, и непривычной нехваткой воздуха, сбивающей дыхание, путающей мысли, рождающей неуместное желание немедленно повернуть назад, в привычные условия, позволяющие драться в полную силу. Если они здесь наткнутся на кочевников, приспособившихся к подобному, те смогут разделаться с вымотавшимся, обессилевшим отрядом голыми руками. Дан видел, как некоторые парни на особо трудных участках просто падали, едва не теряя сознание, и только при помощи нюхательной соли их удавалось привести в себя. И, кажется, к середине пути все они с ужасом вглядывались в каждый новый поворот, поджидая смертельного удара врага. Пока они еще доберутся до сакрального места степников. Кто сказал, что волки захотят пропустить их туда, не потребовав жертв?
Дану никогда не приходилось сталкиваться с серебряными волками, но Хединовы рассказы о схватках с ними он помнил почти наизусть, отчаянно надеясь, что при нападении ему хватит ловкости и умений, чтобы спастись. Лишь бы тело, будто налитое свинцом, не отказалось служить, а разум сумел остаться достаточно незамутненным, чтобы позволить Дану вступить в сражение, а не ждать смерти, с безвольным ужасом глядя в желтые глаза и не имея сил увернуться от мертвой хватки зверя.
К счастью, метель не позволила волкам забраться этой ночью слишком высоко, и предупреждающий вой послышался лишь тогда, когда дышать стало не в пример легче. В голове прояснилось, руки снова налились мощью, однако Дан понимал, что главная опасность еще впереди. И подхватывающий тревожную песню все новые волчьи голоса подтверждали его подозрения.
— Быстрее! — скомандовал Хедин, будто не знающий усталости. — Уже недалеко. Но надо прийти раньше стаи!
Известие о том, что цель близка, вдохнуло в Дана новые силы. Он с неожиданной легкостью зашагал по ставшей уже почти совсем незаметной тропе и только невольно нащупывал сквозь ткань походной сумки покуда не служивший факел. Хедин не велел зажигать огонь, чтобы не выдать кочевникам своего местонахождения, однако приказал держать факелы наготове, чтобы в случае близкой опасности отпугнуть волков.
— Не жалеть! — коротко и очень серьезно объяснял Хедин незадолго до выхода. — Эти твари созданы для убийств: стоит им почувствовать слабину, и они уже не остановятся. У них нет законов чести и благородства сильного. Они будут рвать до последнего куска плоти. Единственное, чего они боятся, это огня. Поэтому от сохранности факелов зависит ваша жизнь. И, возможно, исход всей битвы.
Дан понимающе кивал, но только сейчас он всей душой ощутил правоту командира. Один лишь вой невидимых волков пробирал до холода в груди, а накрывшая горы ночь только подстегивала воображение, рисуя кровавые картины схватки с серебристыми чудовищами. Вот тебе и воин! Привык в Армелоне к тепличным условиям, расслабился, возомнил себя матерым бойцом, а на деле оказался мальчишкой, испугавшимся собственной тени. Не приведи Ивон, кто услышит стук его зубов — сживут потом насмешками со свету.
