Я вдруг осознал свою никчемность.
Я стал маленьким-маленьким, как эта чертова рюмка коньяка, на фоне большого и светлого доктора в сияющем белом халате, вершащего судьбы людей и слышащего искренние мольбы о помощи.
Надо было идти в медицину, сука.
– А было так, чтобы от ваших рук кто-то умер? – вдруг спросил я. И тут же добавил: – Нечаянно.
Семеныч замер. Глаза не поднимал, смотрел будто сквозь стол.
Видимо, грешен.
– И как вы с этим справляетесь? – не унимался я.
Он поднял рюмку:
– Не чокаясь.
Мы выпили.
Я встал, выудил из пиджака золотую карту клиента ресторана «Бомонд», положил на стол и прожужжал:
– В следующий раз пьем у меня.
Я кивнул на прощание и вышел за дверь.
Побрел по коридору.
Мои мысли шумели. И это совершенно точно не из-за коньяка. Это всё из-за убитого мной бомжа. Из-за человека, у которого ничего не было. Из-за странника, который просто хотел домой.
А еще это из-за другого человека. Имя которого сейчас врезалось в мои глаза шестью ядовитыми печатными буквами: «Полина».
И зачем я притопал к закрытой двери ее кабинета? И теперь таращился на табличку.
Остапова, сука, Полина, мать ее, Сергеевна.
Что ты делаешь со мной?
Ненавижу.
22
– Вот это – настоящее русское меню! – прогудел Алик, указывая обеими руками на стол, на котором были выстроены в несколько рядов кружки с пивом и разложена сушеная рыба. – А не то, что вы в своем клубе устроили. Если бы ты его не закрыл, в следующий раз там кисель с салом подавали бы.
– Угу, – поддакивал я, запивая четвертой пинтой золотистого ячменного напитка соленый привкус морепродуктов во рту.
Я все-таки согласился потусить с моим другом по предложенной им программе. И мы забурились в «Оазис» – принадлежащую ему одну из лучших саун города.
Вернее, я сам позвонил ему сегодня утром и спросил, в силе ли его предложение. Естественно, оно оставалось в силе. Такой порыв был вызван моим внутренним состоянием. После известий о смерти Пахомова, павшего от рук каких-то подонков, позарившихся на мой чертов подарок, мне срочно требовалось заглушить в себе осознание сопричастности к этой трагедии. Мне уже надоело убеждать себя в том, что в случившемся нет моей вины и я никаким образом не могу нести за это ответственность. Да еще и вчерашняя драка неприятно всплывала перед глазами и откликалась в ноющих боках.
Просто хотелось выбросить из головы абсолютно всё и нырнуть в зажигательное сумасшествие, получая только непрерывное удовольствие.
А Алик… а Алик хотел того же самого, только без особого повода.
– Мы хозяева этого мира! – горланил по пояс завернутый в белую простыню мой пьяный друг, изображая философа-проповедника.
Он театрально жестикулировал, чтобы не потерять внимание единственного, пусть и тоже нетрезвого слушателя.
Я неспешно, но сосредоточенно раздирал рыбку, стараясь не упустить вкусные части.
– Всё поменялось, – продолжал Алик. – Это как когда все думали, что Солнце крутится вокруг Земли, а потом раскрылось, что наоборот.
– Уу, – важно замычал я, словно участвовал в его монологе.
– Да, да, ты прав, кое-кого из-за этого сожгли… Кстати, пора нам в парилку. Ты идешь?
– Уу.
* * *
Жара возвращала на ноль все мои старания напиться пивом. Я нарочно хотел побыть подольше внутри парной, чтобы из меня вместе с потом вытекла и душевная тягость, я словно требовал мучений – так я, наверное, сам себя наказывал. И может быть, так я надеялся искупить свою вину. Мой личный искусственный ад – без огня, но на горячем пару…
– Пойдем, долго сидим уже, – пробурчал Алик.
– Не…
– Что «не»? Ты вон уже, красный весь.
– Не… Еще немного.
Мой друг сдался и облокотился на деревянную спинку.
…Я не виноват! Я хотел ему помочь. Я хотел сделать его жизнь лучше. Конечно, не приютить у себя дома и не назначить его своим заместителем на фирме, но лучше. Удовлетворить важные потребности. Еда, одежда, ночлег, что там еще ему нужно. Хотя, вероятнее всего, он спустил бы всю сумму за пару дней на бухло и закусь, угощая всех своих приятелей-бедолаг. Но это был бы уже его выбор. За который я не в ответе. Как не в ответе я и за то, что его ограбили и… Я не виноват в этом.
– Я человека убил, – сухо произнес я.
Алик шевельнулся.
– Че?
– Человека убил, говорю.
– Ты серьезно?
– Угу. Я говорю тебе это, потому что ты мой друг.
Он подвинулся ко мне. В его глазах был не только волнующий интерес, но и плохо скрываемый восторг.
– Как… как это было? Расскажи, расскажи!
Я печально выдохнул.
– Я сбил на дороге бомжа… нет, он остался жив, я отвез его в больницу. А потом дал ему денег. А потом у него эти деньги отобрали. А пока отбирали, его самого убили. Ножом.
С лица Алика моментально сошла завороженность, оставив разочарованность.
– А я уж подумал… – высокомерно бросил он.
– Мне теперь плохо из-за этого. Я чувствую, что…
– Всё, проехали, – перебил мой друг. – Даже слушать не хочу этот бред. Не веди себя как девчонка… Кстати, о девчонках. Они скоро появятся.
Он прав. Надо собраться.
И я прав – я не виноват.
– Появятся? – продудел я. – Ты их силой мысли притянешь, ха?
– Точно! Именно так всё это и происходит. Мысли материальны.
– И как тебе-то так глубоко это запало, а? Ты серьезно веришь в то, что достаточно о чем-то повоображать, попредставлять, помечтать – и это тут же окажется твоим?
Алик взглянул на меня с загадочной улыбкой.
– Я тоже поначалу чувствовал нечто этакое, – сказал я. – Думал, что Вселенная дает мне то, чего мне хочется. Но это всего лишь первоначальный эффект. И держится он на паре незначительных совпадений. А потом… Короче… Не работает это.
Мой друг дождался, пока я выговорился, потом пару раз потряс указательным пальцем перед собой, словно собирался сказать что-то важное. И ехидно проверещал:
– По-твоему, это так работает? Ты думал, достаточно представить в голове картинки – и всё материализуется? Нет, Эдик. Мечты сбываются не так.
Я повернул к нему голову.
– Ты дыхание задерживать умеешь? – спросил он.
– Ты о чем?
– Пойдем. Я покажу тебе.
