– Ты что, правда обиделся? – сухо процедил Толик. – Чего вдруг замолчал?
– Не на что обижаться, – оправдался я.
Соловьев нагнулся над столом, прицелился и резким ударом разбил треугольник из пятнадцати шаров, один из которых закатился в дальнюю левую лузу.
На лице моего оппонента не образовалось мимики радости. Он держался так, словно это попадание само собой разумелось. Как и, надо полагать, все предстоящие.
– Я знаю кое-что о деньгах, – сказал Толик. – Знаю, какова их природа, по каким законам они двигаются. Ведь деньги тянутся вовсе не к деньгам, как говорится в пословице. Деньги тянутся к людям, думающим о них правильно. Ты, наверное, слышал о счастливчиках, выигрывавших в лотерею крупные суммы, иногда миллионы долларов – на всю жизнь должно хватить, и тебе, и детям. Но почти во всех случаях через время они все деньги полностью прожирали, пропивали, просерали, короче теряли всё свое новое, свалившееся на голову богатство. В мозгах потому что понимания не было. И относились к этому, и думали об этом неправильно. Всё дело в мышлении. Если, например, два парня, один – зарабатывающий 500 баксов в месяц, а второй – 5000 баксов, вдруг потеряют работу, то через время первый найдет новую работу, на которой ему будут платить примерно столько же, 500 долларов, плюс-минус. А второй устроится на работу с окладом примерно в привычные ему пять косарей. Почему так? Да потому что ему и в голову не придет искать работу с зарплатой в 500, вот почему! Всё дело в мышлении. У каждого в мозгах уже прописана сумма, которую он может позволить себе зарабатывать. И пока первый парень не переключит в своей башке тумблер, он не вырвется из жизни, в которой пятихатку надо растягивать на месяц.
Я согласительно покивал.
– Девяносто девять процентов всех денег на планете находится в руках одного процента людей, – отчеканивал Соловьев. – Это известный факт. Справедливо это или нет – уже другой вопрос. Но дела обстоят именно так. И даже если так случится, что в ответ на жалобные вопли всех неимущих Вселенная заберет все-все деньги и раздаст их равномерно всем людям на свете, чтобы, например, не было ни бедных, ни богатых, а все были равны, независтливы и счастливы, то через время деньги вновь перераспределятся и сконцентрируются в тех же точках примерно в тех же пропорциях. Бывшие богачи снова станут богачами, а бедняки – бедняками. Всё вернется на круги своя, какие революции ни устраивай. Всё дело в понимании природы денег, законов и в итоге в обращении этих законов в свою пользу.
Это его «обращение законов в свою пользу» напомнило мне рассказ Полины о Дрессировщиках.
Толик на несколько мгновений замолк, как бы обозначая, что его речь была прелюдией к чему-то.
– Ответь мне… если сможешь, откровенно, – он будто погрозил мне глазами. – Что заставило тебя вырваться из того уровня достатка, в котором ты рос?
– Отвечу откровенно, если ты сейчас забьешь.
Соловьев посмотрел на меня словно на ребенка, которого он собирался проучить за дерзость. Наклонился, прицелился, покачал кием, ударил по шару. И закатил его.
– Я весь внимание, – спокойно произнес он. И потянулся к своему бокалу.
Ну что ж, откровенно так откровенно. Честность я люблю.
Я говорил, пока вытаскивал забитый шар из лузы и ставил его на соловьевскую полочку.
– Думаю, всё дело в отношении людей к бедным и к богатым. С бедными никто не хочет лишний раз общаться, иметь с ними хоть какую-то связь. Внутри возникает странный негатив. Будто страх, что они тебя о чем-то попросят – дать им денег или еще что-то, а ты этого не хочешь, и даже не хочешь отказывать, чтобы не чувствовать себя жадиной. Тебе кажется, что бедность – это какая-то болезнь, которая передается, как, например, грипп, по воздуху или от прикосновения. Какое-то чувство брезгливости, что ли. Бедных знакомых не узнают на улице.
Я заметил пытливый взгляд Соловьева, прочел в нем вопрос, решил, что расшифровал его верно, и сказал:
– Да, да, я по себе сужу. По кому же мне еще судить.
Он понимающе улыбнулся. А я продолжил:
– А с богатыми наоборот. К ним тянутся. С ними хотят общаться, проводить время, они кажутся интересными людьми. Тебе кажется, что если ты будешь держаться ближе к богатому человеку, то тебе что-нибудь может перепасть от него. Вот такое тупое внутреннее ощущение у меня было. И ведь какая-то доля правды в этом есть. Но вращение среди обеспеченных кого-то заставляет лишь подражать им, соответствовать внешне, даже не имея при этом хоть сколько-нибудь существенного счета в банке. Чучела. А меня это побуждало думать. Думать и думать, как бы заработать еще. И я зарабатывал, я работал, как кочегар, чтобы добиться того, что у меня есть.
Соловьев улыбнулся еще шире. На его лице я прочел недоверие.
– Разве ты всё это заработал? – ехидно бросил он. – Разве твои доходы поступают тебе от работы?
Нет, у меня дома стоит станок для печати, сука, денег.
– Чем ты занимаешься?
Но я не успел открыть рот, как Толик сам ответил:
– Ресторанами? Значит, ты заработал много денег, потому что продавал людям супы, бифштексы и вино, так?
Я выжидательно молчал.
– Значит, ты гениальный ресторатор, так? – заливисто прогудел Соловьев.
Он что, пытается меня простебать? Пора его тормозить.
Я проскрипел:
– Есть кое-какие таланты.
Он сделал глоток виски, отставил бокал и, качая головой, помахал указательным пальцем.
– Нет, это не так, – язвительно пробормотал Толик.
Его что, профессор укусил?
– Я знаю, откуда у тебя основные доходы, – хитро протянул он. – Нет, ты не работаешь. Я знаю, какой у тебя бизнес.
И загадочно отвернулся к столу готовиться к новому удару.
– И какой же? – не выдержал я.
– Отвечу, когда забью.
Он стал колыхать кием взад-вперед, прицеливаясь.
– Я сказал не «если», а «когда».
– Я слышал.
И он забил.
Надо отдать ему должное. Глаза всё еще видят, руки всё еще не трясутся.
– Ты продавец денег! – небрежно изрек Соловьев.
Я был готов к такому повороту. Все-таки он большой банкир. И о таком заметном в определенных финансовых кругах человеке, как я, ему, несомненно, могло быть известно. Не удивлюсь, если перед сегодняшней нашей встречей ему принесли папку с досье на меня. В котором есть даже мои штрафы за превышение скорости. А, и пусть. Не придется много о себе рассказывать.
– Ты продавец денег, – тем же тоном повторил он. – Но даже при этом ты, я уверен, мало что о них знаешь. Ты не осознаешь, что из себя представляют и откуда появляются деньги.
Я не понимал, что происходило. Второклассник хвастается перед первоклассником своим знанием алфавита? Не много ли он на себя взял? Это даже как-то обидно.
