Интересно, что было бы, если бы я в такой удачный день сходил в казино?
– Вы где его подобрали? – поинтересовался врач.
Где, где… Ага – щас! Выложу всё как есть. Чтобы они нашли и свидетелей, и телок тех, и вышли в конце концов на меня? Инстинкт самосохранения у меня в полном порядке. Так что жуйте воздух.
– Вы правы, – ожил я. – Я непременно сообщу полиции всё что знаю. А Пахомова мне сейчас можно увидеть?
– Конечно. Палата номер 49.
– И, доктор… – сказал я, уже сделав шаг от него. Быстро прочитал на его бейджике фамилию, имя и отчество. – Вячеслав Семенович, я бы хотел оплатить всё его лечение. – Я забросил кисть сначала в свой карман, а потом в карман врача. – Уверен, вы проследите за этим лучше кого-либо.
Как только моя рука покинула карман доктора, он тут же сам запустил в него руку и убедился по плотности пачки банкнот, что и Пахомова он вылечит, и сам не простудится. Его лицо не изменило серьезности вида, но в голосе появилась доброта:
– Не переживайте. Он скоро поправится.
И он помчал по своим не терпящим отлагательств врачебным делам.
А я направился в палату номер 49.
В ней были три койки – две пустые, а на третьей располагалось знакомое тело.
Пахомов лежал в больничной пижаме, с замотанной в гипс рукой. Волосы выглядели более ухоженными, чем вчера. Видать, причесали.
– Добрый вечер, – я приблизился к его койке.
Он молчаливо похлопал глазами, не понимая, кто его приветствует, и боясь новых неприятностей. Которые, как он, несомненно, знает, могут прилететь неожиданно из ниоткуда.
– Я вчера привез вас сюда. Вы лежали на асфальте, без сознания.
– А, спасибо, спасибо! Здоровья вам крепкого. Век буду помнить, не забуду, – весело затараторил старик.
– Вы помните, как это произошло? – произнес я с волнением, вызванным моим лицемерием и всё еще не погасшей боязнью быть разоблаченным.
– Да деваха какая-то… но красииваяяя! – мечтательно затянул он с хитрой ухмылкой. – Прям волосы белые такие, длинные. И едет, дурында, на меня прямо… на дорогу не смотрит.
– А машина какая?
– А черт их разберет, эти ихние мерседесы… и что там еще… не знаю я. Но иномарка – это точно. Я таких советских машин не видал.
Стук молоточком – дело закрыто за недостаточностью улик.
Но уходить я не торопился. Чувство вины перед этим стариком не позволяло мне постыдно сбежать.
– Как зовут вас?
– Михал Михалыч меня звать.
– Михал Михалыч, я работаю в фонде социальной помощи. И раз уж мне выпала такая возможность почувствовать себя героем, привезя вас сюда, то я хотел бы воспользоваться своим служебным положением и выделить вам материальную помощь.
Не выдавать же ему истинную причину моей щедрости – чувство вины.
Пациент Пахомов слушал меня с непонимающими глазами.
– Короче, лечение оплатим, – буркнул я, – и так еще денег дадим.
– А! – оживился Михал Михалыч. – Деньги? Мне, что ли?
– Вам. За лекарства можете не беспокоиться, это мы возьмем на себя. А это вот… – я достал из кармана еще одну пачку денег и аккуратно вложил ему в ладонь, – это вам.
Пахомов, ощутив в руках воодушевляющий бумажный хруст, тут же приблизил подарок к своим плохо видящим глазам, которые при попадании денег в фокус резко округлились.
– Да это ж тыщи рублей! – простонал он, пальпируя очередь купюр.
– Да, – подтвердил я, – двести тыщ, если быть точным.
Он перестал шелестеть и ошеломленно посмотрел на меня. Его глаза требовали ответа – за что ему так фартануло.
Уверен, даже если он не получит никаких весомых объяснений, то не станет особо париться из-за этого, а примет сложившееся положение дел сначала как радость, а потом как данность.
– Это ж можно… – кашлянул пациент, – и пожить…
Ишь, специалист!
А может, и вправду знает? Послушаю.
– Михалыч, вот скажите…
– А?
– А что, по-вашему, настоящая жизнь?
– Хе. Ну жизнь, ну… – начал он, а потом поднял глаза в потолок, словно размышлял о великом. – Ну это… чтоб было, чтоб…
Теперь обиженно опустил подбородок. И через несколько мгновений задумчиво произнес:
– Домой хочется. Как раньше чтоб…
Моя жалость в последнее время – какая-то уязвимая мишень. Уж слишком часто и легко поражается. Стоит мне увидеть чье-то грустное лицо, то тут же порывает вытереть ему слезы и угостить булочкой. Так было с Мальвиной, так и сейчас с Михалычем. Похоже, доведу себя до того, что сниму ему квартиру. Рядом с ней. Буду мало-помалу набивать многоэтажку моих личных бездомных.
Пахомов еще помолчал секунд десять. И, видимо, вспомнив о новом приобретении, с довольной лыбой сжал ладонь, чтоб уже не упустить такой барыш.
– Я подумаю, что можно сделать, – многозначительно выдал я.
Тут в палату вошли еще два пациента, койки которых пустовали, – старик и старушка. Дамочка сказала мне важным тоном:
– Молодой человек, время посещений уже закончено. – Уселась на свою постель. – Мы своих уже проводили.
Ладно, не ворчи! Еще не хватало с твоим маразмом в диалог вступить и перевести его в старушечий скандал.
– Ладно, Михалыч, поправляйтесь.
И я оставил его в палате.
Мне тоже, как и ему, хотелось домой.
Домой.
Идти домой всегда спокойно и поэтому приятно.
Но когда я проходил по коридору больницы, в мои глаза стрелами вонзились буквы. Их было шесть. И они были сложены в слово «Полина».
Я остановился около двери с этим словом на вывеске и прочитал еще пару строк.
«Врач-педиатр Остапова Полина Сергеевна».
Конечно же!.. Конечно, это моя Полина. Она же Сергеевна. Она же врач-педиатр. Она же, как теперь стало известно, госпожа Остапова.
Вновь мои внутренние силы привели меня к ней. Но на сей раз, бесспорно, этой моей находке явно поспособствовала Вселенная. Которая приняла-таки мои сигналы SOS-Я-ХОЧУ-ПОЛИНУ.
Я, недолго думая, дернул ручку двери. Но она оказалась заперта. Я еще раз посмотрел на табличку, где были указаны часы работы доктора. Она работает до 18.00, а уже семь вечера. Ну и ладно, а завтра? А завтра она работает с 9 утра. Ну что ж, моя принцесса. Я нашел тебя. Я приду к тебе завтра. И вызволю тебя из башни.
Мои неудержимые силы приведут меня к тебе завтра.
15
Меня разбудил звонок. Это Дина. На часах – 12.30.
