— «Комсомольская правда», — ответила я и решила все-таки пободаться за добытое фото. — Может быть, можно оставить снимки? Понимаете, дело такое резонансное. Мне бы хотелось, чтобы все-таки…
— Я все понимаю, но… — резко оборвал он мою просьбу. — Вы обязаны удалить его, потому что нарушаете закон.
— Сейчас удалить? — уже без надежды спросила я.
— Да, удалите, пожалуйста, при мне, — безапелляционно ответил пристав.
Скрепя сердце я нажала на кнопку удалить на своей мыльнице. На экране всплыла надпись: «Вы уверены?» Еще раз умоляющим взглядом я посмотрела на пристава, но тот отрицательно покачал головой. Я нажала на кнопку, и фото исчезло с экрана.
Выйдя из здания суда, я тут же позвонила редакционному фотографу, поскольку вспомнила, что он как-то уже восстанавливал удаленные снимки, которые также потребовали стереть.
— Миш, тут такое дело, — начала я. — Пришлось удалить фото, которое нужно для публикации. Его можно как-то восстановить?
— Конечно, — уверенно ответил он, и я облегченно вздохнула. — Приедешь в редакцию, отформатирую твою флешку. Фото появится вновь.
Я очень обрадовалась, понимая, что материалу быть, и вернулась к залу суда, где меня ждали родственники пострадавших девочек. Больше всех ждала мама Маши.
— Ну что, как прошло заседание? — спросила я.
— Катерина, это было ужасно, — ответила Александра. — Он просто издевался над детьми и не стеснялся. Этот урод полностью отрицал вину. Выкручивался как мог. Задавал вопросы детям сам. Все это длилось до того момента, пока не запротестовал прокурор. Возвращаю диктофон, можете сами послушать.
Я приехала в редакцию, где фотограф быстро восстановил удаленный кадр. Потом я начала слушать запись для материала.
Меня поразила наглость Малькова и его откровенное давление на детей. Бизнесмен сам задавал вопросы девочкам и выстраивал защиту. Очевидно, он всячески пытался их запутать.
— Потерпевшая, исходя из ваших показаний, я трогал вас в интимном месте. Какой рукой? — спросил Мальков у одной из девочек.
Ксюша, так зовут школьницу, растерялась.
— Наверное, этой, левой, — тихо сказала она. — Я не помню.
— Почему вы не кричали, не звали на помощь? — продолжал Мальков.
— Мне было страшно.
— Как долго это длилось?
Ксюша не отвечала на вопрос. Видимо, подбирала слова.
— Может быть пять минут, — допытывал ребенка Мальков, заставляя краснеть и плакать. — Или час?
— Я не помню, я не знаю, — рыдала она.
— Почему же вы уходите от ответа? — давил Мальков. — Может, и не было ничего?
— Мы просто купались, — ответила Ксюша, и ее голос дрожал. — Я ничего не помню.
В этот момент педофил зааплодировал. На записи был слышен его ядовитый смех.
— Ваша честь, — обратился Мальков к судье. — Вы видите, что потерпевшая уже отказывается от своих показаний. Дело против меня сфабриковано. У меня есть враги, бывшие партнеры по бизнесу, с которыми у нас не лучшие отношения. Это дело — чистая фикция. Все сделано для того, чтобы очернить мое имя и запятнать деловую репутацию.
Вскоре начался допрос самого Малькова. Только вот он и сам, как выяснилось, запутался в показаниях.
— Подсудимый, встаньте, — начала допрос судья. — Вам знакомы потерпевшие?
— Нет, я вижу их впервые, — уверенно ответил тот. — Никогда их раньше не встречал.
— Вы были в бане в день совершения преступления? — уточнила судья.
— Нет, меня там не было. В тот день мы отдыхали всей семьей на даче. На работе я не был.
— В первоначальных показаниях вы говорили другое, — сказала судья. — Вы утверждали, что видели детей.
— Да, я говорил, что администратор приводила в сауну детей из соседних домов, — тут же стал оправдываться Мальков. — Я узнал об этом случайно. Когда увидел, что там дети плещутся в бассейне, то сразу сделал ей выговор. Больше такого не повторялось.
— Вы видели этих детей в бане? — повторила судья.
— Нет, я никогда их не видел, — уверял Мальков, но по интонациям чувствовалось, что он занервничал.
— А каких детей вы видели? — уточнила судья. — Как они выглядели?
— Я не помню, — замялся Мальков. — Это было давно.
В показаниях владельца бани и его администратора Веры была полнейшая путаница. Они абсолютно противоречили друг другу. Ранее в разговоре со мной помощница Малькова сказала, что детей водили в баню в целях рекламы и владелец это поощрял. А теперь, по словам бизнесмена, он сделал выговор сотруднице за то, что в сауне появлялись посторонние. Неувязочка вышла.
Я успела оперативно подготовить материал в номер. На следующий день посыпались звонки от коллег. Они хотели написать об этом случае, и я с радостью дала другим репортерам контакты. Из дела, которое практически не афишировали, история Малькова мгновенно превратилась в резонансную.
Наступил день приговора. Я вновь приехала в Тольятти. На заседание меня, как и в первый раз, не пустили, и я терпеливо ждала у дверей. Глупостей больше не делала и фотоаппарат из сумки не доставала.
На процессе появилась и жена Малькова. Женщина поддерживала супруга на всех заседаниях. Судя по всему, она искренне верила в его невиновность. Я решила поговорить с ней.
— Здравствуйте, Людмила, — обратилась я. — Екатерина из «Комсомольской правды».
— Я не буду с вами разговаривать, — отрезала она. — Вы все тут заказные.
— А кто заказал вашего мужа? — спросила я.
— У него есть конкуренты, — резко ответила женщина. — Люди, которым это выгодно. Вам ли не знать, кто они.
— Может назовете их имена? — уточнила я. — Мы с ними поговорим.
— Я не буду с вами разговаривать и ничего не скажу, — бросила Людмила и ушла быстрой походкой в другой конец коридора.
Нетрудно догадаться, что никакого заказа со стороны конкурентов Малькова не было. Иначе кто эти заказчики? Почему никто не назвал их имен и фамилий?
Мальков человек обеспеченный. Но непонятно, кому он мог перейти дорогу и при чем здесь насилие над детьми. Ведь реализовать подобную схему фальсификации дела довольно сложно. Дети — не профессиональные актеры. К тому же пострадавшая девочка не одна, их четыре. Очевидно, Людмиле Мальковой не хотелось верить, что человек, с которым она прожила всю жизнь, может оказаться педофилом. Вот и верила в отговорки супруга, которые не были подкреплены фактами.
В суде я встретилась с мамами девочек. Все они заметно нервничали.
— Катя, какой бы ни был приговор, мы готовы идти до конца, — сказала Александра.
— Главное, чтобы он сел и чтобы все скорее кончилось, — вторила ей другая мама.
