Гермес посмотрел на Мистраль:
— Твоя очередь.
— А Харви? — спросила француженка.
— Он всегда бросает последним, — пояснил Шенг. — Он повторяет.
Мистраль встала на ноги. Потом наклонилась над столом, нежно поставила волчок с изображением собаки на карту и запустила его, почти с сожалением. Этот волчок двигался не так, как другие, — он описывал беспокойные, неравномерные круги.
— Это легко, — сказал Харви, когда волчок остановился. — Естественно, это безопасное место. Центр Рокфеллера.
— Это где есть каток? — спросила Мистраль, которая видела этот центр в фильмах.
— Да. И где на Рождество ставят самую большую елку в городе. А теперь смотрите…
Харви поставил последний волчок на карту и не просто запустил, а почти что бросил его. Это был волчок водоворота, обозначавший опасное место. Волчок двигался быстро, с угрожающим свистом, и в конце концов, устав, остановился прямо в центре Адской кухни — ирландского района Нью-Йорка.
— Великолепно, — заметил он. — Именно в нужный момент. Завтра семнадцатое, если я не ошибаюсь. Это день Святого Патрика, национальный праздник ирландцев. — Харви поставил палец на восточную часть Бродвея. — Здесь завтра будет куча народа, одетого в зеленое и горланящего на улицах.
Куча народа.
Опасность — это праздник.
МИССИЯ
В офисе Эгона Носа была абсолютная тишина. Могильная тишина. Любой звук снаружи заглушался панелями из палисандра, которыми были облицованы стены. Звуки раздавались далеко, во внешнем мире. Там сегодня был праздник. А ему нужно было подумать — в полной тишине.
Золотистые мониторы поблескивали. Доктор Нос сидел в клубах голубого дыма, который поднимался к лампам, как пойманный ангел.
Перед ним лежал деревянный волчок. Доктор медленно вдыхал дым.
На волчке был нарисован мост. Или радуга. И больше ничего. Просто старое дерево, огрубевшее с веками, но отлично сохранившееся в тех теплых и сухих местах, где его сберегали. Это дерево пустыни.
— Посреди пустыни стояло одинокое дерево… — громко сказал Эгон Нос. — Это была огромная черная сикомора. Ее называли деревом Пути.
Он откашлялся. Сигара сверкнула огоньком.
— У дерева Пути были глубочайшие корни. Вокруг него собирались все купцы, которые шли по Великому шелковому пути. Сотни лет это дерево обозначало границу между Востоком и Западом.
— Оно больше не существует, — ответил ему холодный голос.
Эгон Нос говорил по телефону. Один из экранов в его кабинете показывал урбанистический пейзаж, но не Манхэттен. Это были другие небоскребы, другие огни и другие безумные людишки, заключенные в мегалополисе.
Это был Шанхай. Холодный голос раздавался оттуда.
Доктор Нос положил сигару в хрустальную пепельницу, стараясь найти равновесие. Пепельница отбросила сотни отблесков огонька.
— Да. Его срубили несколько сотен лет назад. Всегда жаль, когда дерево умирает. Ты не думаешь? — Он поставил пальцы на древнюю поверхность волчка и сделал им полуоборот. — И это все? Старинная игрушка из дерева? Ты уверен, что платишь мне за то, что я тебе ее доставлю? Я не думаю…
— Я тебе плачу не для того, чтобы ты думал, — сухо ответил голос.
— Ух, ух, ух… Простите меня, господин, что я сомневаюсь… — саркастически ответил владелец клуба, — и что я не уважаю твою игрушку.
— Ты знаешь, что я не люблю игры.
— Неудивительно, Геремит. Ты вообще ничего не любишь. Кроме себя самого, естественно.
На экране с изображением Шанхая промелькнула тень — слишком быстро, чтобы можно было успеть ее разглядеть.
— Мне нужна карта. И другие волчки, — сказала тень.
— Это вопрос нескольких часов. Нам просто нужно подождать, — ответил Доктор Нос.
— Завтра семнадцатое марта, — напомнил Дьявол Геремит.
— Уже семнадцатое марта, — ответил Доктор Нос, посмотрев на часы. — Слышишь, как тихо? Это праздник Святого Патрика. Все языческие божества спрятались в тени, ждут, пока он закончится. Это не лучший день, чтобы выходить на поверхность. Ух, ух, ух… Но это не значит, что в этот день нельзя двигаться под землей.
— У меня еще пять дней.
— Для чего?
— Для того, чтобы не упустить вторую встречу.
Тень снова появилась на экране, изображавшем Шанхай. Ее было видно со спины, на фоне стеклянных небоскребов. Она смотрела на улицу, скрестив руки на груди.
— Я уже почти вижу ее.
— Кого? Твою силу, которая сокрушит весь город?
— Звезду, — ответил Геремит не оборачиваясь. — Но тебя такие вещи не должны интересовать.
Эгон Нос снова взял сигару в руки. Его окутал дым.
— В Адской кухне нет звезд. И ты прав: это меня не интересует. Звезды слишком далеко, и их плохо видно. И потом, когда я смотрю на небо, у меня кружится голова. Зачем нужны звезды, если их даже нельзя потрогать?
ОСТРОВ
Ветер с Нью-Йоркского залива раздувал длинные волосы Электры и паруса лодок. Девочка закрыла глаза, позволяя своим мыслям лететь по воле ветра.
Как изменилось ее настроение по сравнению со вчерашним днем! Она чувствовала себя хорошо, в гармонии с миром и снова была переполнена своей вулканической энергией. Это было из-за поцелуя с Харви — по-другому не скажешь. Взгляд в музее, который дал ей возможность почувствовать себя очень красивой. И желанной.
— Ты похожа на осьминога, — сказала Линда Мелодия, возвращая ее снова в реальность.
— Спасибо, тетя, — обиженно ответила Электра.
Руки женщины погрузились в ее космы с привычной проверкой.
— Ты не пользовалась бальзамом, — заключила тетя. — А масло?
— Я его выпила.
Линда приподняла локоны племянницы и проанализировала их, как энтомолог тропическую бабочку.
— Ну и ну! Все концы секутся. Надо подрезать.
— О'кей, я побреюсь под ноль.
Тетя отступила на шаг.
— Электра, что с тобой? Ты странная. Я бы сказала… веселая. — Она показала племяннице прядь волос, которую все еще держала в руках. — Раньше ты бы вырвала их у меня из рук, крича, чтобы я не смела интересоваться твоими волосами. А сейчас ты ведешь себя, как хорошая девочка. Что с тобой?
Электра почувствовала прилив гнева, но очень смутный, такой, который было легко погасить.
— А если ты знаешь, что меня это злит, зачем ты берешь мои волосы?
— Они секутся!
— А у тебя никогда не секлись?
— Секлись, конечно. И лучше бы мне тогда кто-нибудь об этом сказал.
