* * *
Можно было предположить, что Карл Дураццо, последовательно избавившись от двух таких могущественных врагов, как Людовик Анжуйский и Урбан, не должен был дальше искушать судьбу. Ведь он вполне мог довольствоваться тем, что уже было ему дано: убиенной Джованной, Людовиком Анжуйским, которого без боя забрала болезнь, Урбаном, оставшимся в одиночестве. Но такова природа алчности: вступив на стезю подлости, человек не может остановиться. Так что крайняя степень тщеславия и высокомерия, постоянно сопутствующая ему, довела Карла до следующей крайности.
Король Венгрии, дожив до почтенных седин, умер 10 сентября 1382 года – почти сразу после того, как стал свидетелем удовлетворения своей давней мести к Джованне. Неблагодарный убийца, которого он вооружил против неё, воспользовался первым же моментом и решил лишить его дочь короны и свободы. Дураццо, упоённый мыслью о грядущем величии и ослеплённый собственной глупостью, пытался удовлетворить возросшее честолюбие, заполучив венгерскую корону. Кстати, после смерти Лайоша его дочь Мария из уважения к его памяти была провозглашена не королевой, а королём, а вдову, Елизавету, назначили регентом.
Но народ Венгерского королевства не был доволен таким исходом, так как Мария была женщиной. Для людей это было чуть ли не прямым оскорблением! К тому же хорватские и далматские бароны послали тайное письмо Дураццо с приглашением к трону, обещая полную поддержку. Они признавали его своим новым королём – Карлом (Кароем) II.
С трепетом и алчностью, ставшей потребностью его порочной натуры, Карл устремил свой взор на венгерские сады Гесперид. Его борьба, сначала с герцогом Анжуйским, а затем с Урбаном, до сих пор удерживала его в Неаполе, но менее чем через месяц после побега папы Дураццо отправился в Венгрию. И ни слёзы жены, ни разумные увещевания друзей не смогли поколебать принятого им решения. С собой он взял лишь небольшую свиту, чтобы придать этому визиту дружественный оттенок.
В Венгрии Карл не обладал достаточным влиянием, дабы самому осмелиться на столь опасное предприятие, а потому заручился поддержкой местных баронов, обещавших, что после прибытия народ будет сам просить его стать королём. Главные заговорщики встретили его в Загравии, организовав торжественный въезд в Буду, где пребывало правительство. Эти интриги привлекли к нему многих, даже тех, кто был сильно привязан к семье покойного Лайоша: смутьяны убедили их в том, что единственной целью приезда Дураццо является обсуждение женитьбы его сына Владислава на Марии. И этот потенциальный союз был гораздо популярнее и привлекательнее, чем её брак с Сигизмундом, королём Богемии. Однако Елизавета, обременённая материнскими обязанностями и хлопотами, была прекрасно осведомлена обо всех закулисных махинациях. Тайно она послала за Сигизмундом и незамедлительно выдала за него свою дочь.
Сигизмунд сразу же после свадьбы выехал в Богемию, чтобы привести в Венгрию армию для защиты жены. Узнав об этом, Карл заявил, что направляется в Буду лишь в качестве старого доброго друга Марии – чтобы поздравить её и почтить память покойного Лайоша. Елизавета же, которая была не менее искусной интриганкой, чем её приснопамятная свекровь, поблагодарила Дураццо за этот необыкновенный пример дружбы и сыновней благодарности по отношению к её покойному мужу.
Происки людей Карла привели к его назначению мадьярским губернатором, а народ уже хотел видеть его своим королём. Так что Дураццо был встречен восторженными криками и возгласами, ведь легковерный люд, подстрекаемый негодяями, всегда падок на эксперименты и новшества, неизменно возлагая величайшие надежды на новых правителей.
* * *
В городе вновь начались волнения, и тогда Карл заменил охрану венценосных особ на своих стражников, объяснив это исключительно заботой об их безопасности, а затем, как бы невзначай, подсказал им более радикальное решение проблемы в виде провозглашения его самого королём Венгрии.
Мария с юношеской пылкостью отвергла это предложение: по молодости она была излишне впечатлительной, а потому, излив избыток злости и слёз, весь день провела на коленях, взывая к Господу о помощи, которую обычно просят при тяжёлом несчастье. После она собрала преданных сторонников и друзей своего отца и постаралась пристыдить вельмож, напомнив о клятвах и обетах, которые те приносили Лайошу. Одновременно она потребовала от Карла гарантий своей безопасности и свободы.
Елизавета же была проворнее: женщина попросила Дураццо немного повременить и позволить ей самой убедить Марию, поскольку она-то прекрасно понимает, что Карл лучше всего подходит на роль короля. После чего, сделав вид, что уговорила дочь, и оставив ту в слезах, причём скорбь была разыграна с недюжинным актёрским талантом, августейшая мать самолично предоставила регалии Карлу, заверяя, что наследница, поразмыслив, убедилась в своей неспособности владеть скипетром, который следует поместить в более крепкую руку. В качестве награды за добровольное отречение Елизавета просила лишь дать им свободу. Дураццо охотно принял это предложение, заявив, что они могут уйти, унеся с собой все драгоценности и сокровища короны, и что он всегда будет считать Елизавету своей родительницей, а Марию – сестрой.
Весь следующий день Карл был занят подготовкой к коронации. Он каялся и молился, выслушивал проповеди. С самой процедурой он был ознакомлен ещё в Неаполе, так что остаток дня провёл в пиршествах, тренируясь таким образом выдержать длинную церемонию.
Впрочем, хитрая Елизавета, обладающая чисто женским здравым смыслом, продолжила свою игру и даже привела дочь на коронацию. При этом появление Марии вызвало такое сочувствие у присутствующих, что когда архиепископ Стригонии по обычаю спросил, есть ли у кого-либо возражения относительно того, чтобы Карл стал королём, церемония чуть не сорвалась.
Перед коронацией народ, столпившийся на дороге у церкви, не пропускал Карла, так что ему пришлось придержать лошадь, чтобы никого не раздавить, а затем и вовсе спешиться. Произошло и такое недоразумение: покидая церковь, знаменосец забыл опустить знамя святого Стефана – и древко разбилось о наличник, а потёртый от времени шёлк порвался в клочья. В тот же миг одну из чёрных туч, плотным слоем закрывших небо, проре́зала молния, за ней последовали громовые раскаты… К вечеру того же дня небо разверзлось с такой мощью, что можно было подумать, что наступил долгожданный Судный день.
Сильнейшая буря разрушила множество домов. Вспышки разрядов, как посланники гнева Господа, разрывали мрак зимнего неба. Обезумевшие от чудовищной непогоды вороны, оглушённые громом, со зловещими криками заполнили залы древнего дворца венгерских властелинов, усилив смятение в душах собравшихся. Собачий вой, тревожное ржание обезумевших лошадей и истошные вопли придворных раздавались повсюду. Для полноты картины не доставало лишь летучих мышей, разбуженных этим светопреставлением и вылетевших из пахнущих крысами и старьём подвалов в поисках свежей королевской крови…
Новоиспечённый король Венгрии упустил из виду народный страх, который был вызван стихией, разыгравшейся сразу после его избрания. Это привело к тому, что люди отвернулись от него и стали с нетерпением ждать восстановления Марии в правах. Воодушевлённый возвращением народного покровительства Николас Гара, верный слуга двух королев, который всё это время оставался рядом с ними, хотя их покинули все другие придворные, предложил убить злоумышленника. Он пообещал предоставить палача, если королевы смогут завлечь Карла во дворец, так что эти обычно благородные и великодушные женщины были вынуждены согласиться.
