Мир замер. Был слышен лишь топот тысяч лошадей и лязг рыцарских доспехов. Со всех сторон развевались королевские флаги.
Впереди стояли войска Карла.
Кони нервно били копытами землю.
Через несколько минут обе стороны опустили забрала на шлемах и приготовили копья. Наступившая вдруг мёртвая тишина нарушалась лишь редким ржанием коней, которым передалась враждебность их всадников…
Отто, сдвинув брови, одним из последних надвинул на глаза забрало и указал войску на врага. Он слегка ударил лошадь ногой, и та, медленно ступая, пошла вперёд. Все последовали за ним, идя плотным строем. Отто ускорил коня – и фланги первой шеренги начали слегка отставать, образуя клин. Рыцари, находящиеся на «острие», пустили лошадей рысью, разгоняясь всё быстрее и быстрее… Наконец, вонзив шпоры в бока своих скакунов, они помчались во весь опор навстречу неприятелю.
И это было первой ошибкой Отто – броситься в атаку кавалерией, не учитывая размытую ливнем землю, которая затрудняла манёвры.
Кавалерия была встречена лучниками.
Запаниковавшие кони ускорили шаг. На мгновение показалось, что дождь усилился, но то были стрелы, выпущенные с обеих сторон. Они со свистом впивались в тела людей и животных… Ряды наступающих и обороняющихся редели. Прорыв не удался: кони вязли в липкой грязи, а стрелки противника были защищены острыми кольями, крепко вбитыми в землю.
Это было грандиозное сражение, в котором обе стороны сражались с такой храбростью, что преобладание какой-то из них долго оставалось сомнительным. Герцог, в отчаянии от мысли о пленении королевы, которую могла спасти только решительная победа, заметил Карла и ринулся в его сторону.
Дураццо был окружён лучшими хорватскими рыцарями, закалёнными в сражениях с венецианцами. Небольшой отряд Отто ввязался в бой, получив кратковременное превосходство и тут же утратив его под ответным натиском. Забыв об опасности, супруг Джованны продолжал двигаться вперёд. Вокруг него с обеих сторон падали окровавленные солдаты, но он не замечал ничего, поскольку, несмотря на многочисленные раны, был поглощён лишь тем, как спасти жену и избавить мир от негодяя.
Две стрелы, выпущенные с близкого расстояния, ранили его коня. Отто натянул поводья и успел обернуться: он понял, что в пылу сражения слишком далеко оторвался от своего отряда и теперь был полностью отрезан от него. Лошадь не смогла устоять и увлекла всадника за собой, прижав к мокрой земле, меч отлетел на несколько шагов… Прежде чем отважный рыцарь сумел высвободиться из стремени и подняться, он уже был окружён и взят в плен.
Его захват привёл к панике в войске: люди, несмотря на усилия брата герцога Бальдассеро и Роберта д’Артуа, бросились врассыпную, убегая по всем направлениям, но не в сторону врага. Увидев это, первыми исчезли спрятанные в засаде отряды. Многие оседлали лошадей и взобрались на склоны гор, чтобы укрыться в Замке Святого Эльмо. Неаполитанцы, тесня друг друга, карабкались под завесой вражеских стрел, извергаемых отрядами лучников, которых опытные венгерские военачальники расставили у подножия холмов. Сильный дождь не позволил солдатам Карла преследовать их, но сражение было проиграно.
После боя неаполитанцы часами отлавливали лошадей, которые бегали на свободе, оставленные хозяевами. Когда же всё было потеряно, Бальдассеро, Роберт, граф Ариано и Жакомо Зурло, глава частного дворянства Неаполя, тоже сбежали, что свидетельствовало о полном разгроме кампании. При этом многие из дворян, договорившись с захватчиками и выторговав у них некоторые гарантии в обмен на лояльность, на следующий день вернулись в Неаполь.
Дела королевы стали совершенно безнадёжными.
* * *
Утром 26 августа из Прованса ещё не было помощи, а потому Джованна отправила Сансеверино, чтобы тот предложил победителю капитуляцию Неаполя.
Увы, земные надежды королевы растаяли, разлетевшись, как дым…
Вскоре после того, как Дураццо в сопровождении своей охраны вошёл в Замок Нуово, он увидел правительницу, гуляющую в саду. От неожиданности он замер. Сердце молодого человека ещё не было достаточно закалённым предательствами и преступлениями, так что он не умел сдерживать эмоции.
Перед ним была Джованна – та самая, которая поддерживала его в детстве во всех начинаниях, та, которая растила его, учила читать и писать. Именно эта женщина воспитывала его как своего сына и будущего правителя, рассказывала о премудростях королевской жизни, способствовала его образованию, оставила в наследство корону и женила на удочерённой племяннице…
Мгновенно его охватило чувство стыда. Карл смутился, вспомнив обо всех благодеяниях, оказанных ему приёмной мамой. Такова была сила привычки, хотя положение сил и изменилось с тех пор, как они встречались в последний раз.
Доблестный завоеватель опустился на колени у её ног и потупил глаза с тем же уважением, какое оказывал ей во времена полноты её славы. Возможно, пробуждённая совесть в тот момент шептала ему, что ещё есть время всё изменить, есть шанс не превращать её в руины, как и собственную жизнь…
Сохраняя видимое спокойствие, Джованна по-матерински погладила голову воина, склонённую у её ног.
– Бог не подарил мне счастья в воспитании собственных детей, но небеса откликнулись на мои молитвы и послали, как мне тогда казалось, такое сокровище, как ты. Я не буду перечислять всё то, что дала тебе, – сказала Джованна, обращаясь к неблагодарному юнцу, – нехорошо унижать моего воспитанника и победителя. Небеса созерцают нас и будут судить. Человеческое сердце можно с лёгкостью обмануть, но небеса знают, где заканчивается искренность и начинается притворство. Вспомни только о моём королевском достоинстве, если, конечно, сможешь найти в своей памяти что-то святое. Бог всегда на стороне разума и великодушия. Не прошу тебя ни о чём, кроме как о милосердии: отнесись к моему мужу с уважением из-за меня и его высокого титула.
Джованна, как и все, кто обладает уникальными способностями и мудростью, никогда смиренно не ждала своей участи, не предпринимая ничего для достижения цели. Но на этот раз она впервые решила не сопротивляться и поручила себя воле провидения.
Она устала. Устала от предательств, от постоянных опустошающих войн. Устала бороться за свои права и свой трон – бороться со всеми, чтобы доказать, что она, женщина, имеет полное право управлять государством. Она прошла через многие испытания и видела, как друзья становились неприятелями, как названный сын стал её кровным врагом, как племянницы, которых она растила и любила, как родных детей, желали ей смерти… Все плыли туда, куда направлял их ветер. Она же была одной из немногих, кто ведёт корабль, твёрдо удерживая штурвал, – наперекор стихии, называемой жизнью.
Она устала… Поэтому ей уже было всё равно, что с ней произойдёт, а все помыслы были лишь о человеке, который на протяжении последних лет стал той опорой, которой ей всегда так не хватало.
Привставший было Карл снова упал перед ней на колени, приложив правую руку к тому месту, где у нормальных людей обычно находится сердце, – возможно, от угрызений совести и стыда, а может, он всё ещё продолжал играть заранее продуманную роль.
