– Кузен, тебе следует отказаться от своего безумного и ошибочного предприятия, – заговорил хозяин взволнованным голосом. – Призываю тебя, воздержись от этой несусветной глупости, пока это не принесло неотвратимые разрушения и горе нашей семье и твоему сыну.
– Ваша светлость, но они меня обидели и отняли то, что всегда мне принадлежало! А потому я собрал под свои знамёна пятнадцать тысяч отборных воинов. Среди них есть даже отряды барбутов и ломбардцы, – твердил разгорячённый герцог, страстно жестикулируя. – Да я разнесу их в клочья! Они на коленях будут ползать и просить прощения.
– Ах, опомнись! Сам-то ты веришь в то, что говоришь? Посмотри на своё «отборное войско» – да это отборная кучка разбойников! Если и наберётся там пара сотен опытных кондотьеров, то основная масса при первом же сражении разбежится. Я всегда верой и правдой служил государству, королю, а сейчас – королеве, а потому знаю, как действуют лазутчики. Они уже давно внедрились в твоё «отборное» войско и переманивают рыцарей на свою сторону. Ты проснёшься завтра и увидишь, что половины твоих солдат нет: бездельники были куплены за флорин – ровно за столько, сколько они и стоят. Смотри, уже полночь, а из твоего лагеря слышен шум пьянки и драк, королевское же войско давно отдыхает. Ты не сможешь завтра разбудить своих солдат… И не забудь, что к королеве присоединились почти все великие бароны. У тебя нет шансов, даже если выиграешь одно сражение… Дорогой, ты ведь рос у меня на руках, так что я желаю тебе успеха во всём. Но я люблю нашу королеву – как своего правителя и как свою дочь. Она отдала за моё освобождение последние деньги. А сколько владений она передала тебе, ты забыл? Нет, я не могу её предать, не могу позволить своему ближайшему родственнику её предать… Опомнись, Франсуа!
– Сир, я всего лишь хочу добиться восстановления своих владений в тех границах, в которых они были до того, как эти разбойники отняли их! – взволнованно продолжал герцог Андрии.
– Хм, если будешь продолжать в том же духе и не опомнишься, ты не только потеряешь свои владения навсегда, но и лишишься головы, а также навлечёшь позор на голову нашей семьи. Единственный шанс спасти ситуацию, сохранив честь, – полностью отдаться на милость нашей правительницы. О её милосердии все знают, да и ты прекрасно осведомлён. Запомни, человек добрых нравов может иметь ложные взгляды – и мы можем доказать это. При поддержке папы и моём личном ходатайстве ты получишь всё, что положено тебе по праву. Ведь нет человека великодушнее моей королевы! Прошу, не навлекай на себя гнев Божий, которого надо опасаться более гнева человеческого.
– Кузен, ваша правда… Не стану отрицать, вы вынудили меня пересмотреть позицию, мой пыл, кажется, стал угасать… – не окончив фразы, герцог махнул рукой, впервые засомневавшись в своей правоте.
– Чем скорее ты организуешь встречу с королевой, тем скорее будут гарантированы твои права на земельные угодья и титулы, переданные Джованной. И можешь смело рассчитывать на мою поддержку! Благодаря заступничеству папы и моей помощи ты сможешь получить прощение у королевы… Но помни, что в какой-то момент зло становится непростительным, – закончил Раймонд де Бо после минутного молчания, почувствовав облегчение от того, что перед смертью успешно выполнил волю внучки Роберта Мудрого.
Герцог был настолько напуган словами своего кузена, что в ту же ночь отправился в Прованс, оставив иностранных наёмников самостоятельно разбираться с ситуацией. Так в одночасье его огромная армия превратилась в никому не нужную обузу. Но со временем его гордость всё же победила благоразумие, и вместо того, чтобы искать примирения с королевой, он стал размышлять над схемами мести и планами расширения своих владений.
Наёмники, которых он ввёл в Неаполитанское королевство, оказавшись обманутыми и покинутыми, начали грабить незащищённые деревни. Джованна, стремясь восстановить спокойствие в стране, согласилась выплатить им сумму в семьдесят тысяч флоринов, с которой они в итоге и согласились, уйдя без дальнейшего насилия. В другое время решительная правительница не пошла бы на такой компромисс, но тогда ей угрожала потеря Пьемонта, часть которого попала в руки герцога Савойского, который воспользовался восстанием герцога Андрии и снова начал проявлять агрессию.
Восстановление мира дорого обошлось Джованне: в результате она навсегда потеряла Пьемонт. Церковь больше не участвовала в её защите, так как Григорий XI был настроен к ней весьма нейтрально благодаря нашёптываниям Франсуа де Бо. Кроме того, у церкви были и свои проблемы из-за яростного штурма со стороны флорентийцев и их единомышленников. Кончина Раймонда де Бо 5 августа 1375 года в этой ситуации стала тяжёлой утратой: Джованна сталкивалась с серьёзными трудностями, а смерть одна за другой забирала её защитников. Конечно, молодой Карл Дураццо мог бы стать хорошим стражем своего же наследства, но роковое увлечение службой у короля Венгрии лишило Джованну благосклонности этого доблестного человека, которого она выбрала преемником.
Таким образом, её естественный протектор фактически стал правой рукой её смертельного, хотя и тайного врага. Лайош приложил невероятные усилия, чтобы испортить в юноше всё, что в нём было хорошего. А церковь, которая до сих пор оказывала покровительство Джованне, была не в состоянии помочь даже в сохранении поместья Святого Петра. Иностранные принцы возобновили нападки на её государство, в то время как герцог Андрии угрожал беспорядками внутри страны…
И когда последние из самых способных советников и верных друзей короля Роберта уплатили извечный долг природе, королева потеряла самых ценных помощников из тех, кто поддерживал её с самого начала правления.
* * *
Тем временем Хайме, король Майорки, продолжал опустошать земли Арагона, гоняясь за ветряными мельницами и убийцами своего отца. Война всё ещё продолжалась, когда он тяжело заболел, находясь в Валь-ди-Соле, и вскоре умер. Джованне сообщили о том, что он был отравлен, в феврале 1375 года. При этом сведения об этом несчастье были чересчур скудны и противоречивы, чтобы на их основании можно было сделать какой-либо определённый вывод о его смерти.
Получив письмо, в котором говорилось о кончине Хайме, Джованна уединилась и перечитывала его вновь и вновь, вытирая слёзы шёлковым платком. Можно, конечно, как угодно рассуждать на тему отношений этой пары, но, стараясь быть объективным, выскажу своё мнение: не думаю, что королева любила мужа. Джованна изо всех сил старалась полюбить его, поскольку они были женаты, но так и не преуспела в этом. Она не имела от него детей, при этом он являлся её супругом, так что ей было искренне жаль этого человека. Её доброе отношение к Хайме видно и по тому, с какой готовностью она заплатила выкуп за него, и в её стремлении не допустить его отъезда в дальний поход. В любом случае его смерть была очередной тяжёлой утратой для правительницы Неаполя, и тут оставалось лишь ждать, пока подействуют снадобья, изготовленные величайшим лекарем скорби – времени.
В общем, несмотря на приступы агрессии, о которых, кстати, в источниках упоминалось всего два раза, Хайме в общении был на редкость добр и великодушен. Но одержимость местью за своего отца стоила ему жизни. Джованна же с его уходом вновь осталась одна.
