В тот день в Замке Нуово всё было перевёрнуто вверх дном… Во дворце раздавались тяжёлые шаги солдат – рыцари снимали картины, выносили украшения и пытались грузить вещи на уже полностью забитые повозки, судорожно выискивая свободные места.
* * *
Прежде всего король Лайош вывел свои основные силы в Апулию, чтобы хоть как-то изолироваться от чумы, но вскоре был вынужден срочно уехать в Венгрию. При этом самодержец оставил гарнизоны во всех захваченных городах и назначил Иштвана, воеводу Трансильвании, главнокомандующим, а губернатором Неаполя поставил Конрада фон Ландау, известного как Конрада Вольфа – предводителя германских кондотьеров
[28]. Главной силой Конрада были барбуты – германские кавалеристы, защищённые тяжёлыми составными доспехами и носившие конусовидный шлем-барбуту. Единица кавалерии тоже называлась «барбутой» и включала рыцаря-кавалериста и его оруженосца, который отвечал за коня, когда хозяин спешивался. Кроме германцев в отряд Конрада входили и ломбардские пехотинцы.
Если во время захвата Неаполя какая-то часть населения была на стороне Лайоша из-за того, что люди верили слухам о своей королеве, то теперь они стали ненавидеть венгерского короля за грабежи и убийства. Кроме того, жители получили сведения с папской ассамблеи, доказывающие, что их мнение было ошибочным, а королева объявлена невиновной самим Святым престолом. К тому же в мягкости её манер, благочестии и доброжелательности горожане вдруг усмотрели значительное сходство с характером её отца, которого по-прежнему оплакивали. Люди стали сочувствовать несчастьям столь милостивой и справедливой правительницы, что особенно было заметно в сравнении с грубым и деспотичным полудикарём, каким оказался завоеватель. Все эти сентиментальные воспоминания о Джованне пробуждали чувства неаполитанцев в её пользу.
Из-за страха, ради мнимого спокойствия и хлеба насущного народ попал под пяту тирана, забыв о своей совести и не испугавшись небесной кары. Люди спокойно наблюдали, как в стране бесчинствуют многочисленные шайки наёмников. Можно было, конечно, спокойно перекреститься и тайком помолиться о том, чтобы свергнуть деспота… Да, среди терпящих господство венгров и наёмников были люди разных поколений и сословий, при этом большинство обладало достаточным умом, чтобы понять, что благодаря лишь терпению, смирению и молитвам лучше не станет – грабить и убивать мародёры не перестанут. Со временем граждан одолела тоска по утерянной свободе и начала мучить совесть за то, что они не защитили юную королеву, внучку их любимого Роберта Мудрого и дочь не менее любимого герцога Калабрии, от тирана, который относится к ним не как к любимым подданным, а как к врагам – к населению захваченных территорий, которое надо наказать. Грабежи и убийства побуждали их найти путь к справедливости.
Внутри Неаполя начали возникать волнения, поскольку оказалось недостаточным только в мыслях и молитвах выразить свою ненависть к мадьярам. Втайне обсуждался и вопрос о возврате королевы, защите для неё и помощи в освобождении земель. Хотя, конечно, лучше было бы организовать в королевстве более существенное движение сопротивления, чем с сочувственными лицами и при закрытых дверях шептаться о своей ненависти к венграм.
Когда Лайош покинул Неаполь, оставив вместо себя лейтенантов-наёмников, которые полностью игнорировали закон и думали лишь о собственном обогащении, даже самые индифферентные жители стали откровенно ненавидеть захватчиков. И настал час, когда свою ненависть надо было выразить каким-либо другим способом, а не тратить время на лицемерное восхваление иноземцев. Исключением стали лишь несколько баронов, которые даже не надеялись на благосклонность Джованны по причине своего отношения к ней и давнишнего предательства, из-за чего она вряд ли смогла бы простить их. Большинство жителей и знати продумывали планы о возвращении королевы и мести оккупантам, тем более что оставшиеся наёмники не считались уже ни с кем.
Все ждали подходящего момента, чтобы поднять восстание. Джованне были отправлены тайные письма, в которых рассказывалось о планах совместной атаки: люди просили её помочь со средствами и войсками, а также вводили в курс всех дел для уничтожения оккупационных гарнизонов и восстановления законной власти.
* * *
Итак, к Людовику прибыл гонец из Неаполя с предложением идти на наёмников с силами союзных дворян. Но его армия была ещё не готова к активным сражениям, поэтому на тот момент он не считал это возможным. Так что супруг Джованны послал ответное письмо, где объяснял причины отказа и определил срок, в течение которого он сможет выступить, предлагая гражданам быть в полной боевой готовности к указанному дню.
Джованна понимала, что восстановление её прав становится реальным, но была ещё не готова к применению военной силы – слишком мало войск было в её распоряжении. Поэтому, посоветовавшись с Людовиком, она попросила папу и Коллегию кардиналов мирным путём обговорить с Лайошем все детали деоккупации. Папа и сам хотел мирного урегулирования, не желая проливать человеческую кровь, так что назначил своим эмиссаром кардинала де Болона, родственника королевы Венгрии, в надежде на успех миссии. Но Лайош был уверен в том, что Неаполь является его собственностью, и практически выгнал папского посла. Так что папская делегация вернулась ни с чем.
Николас Аччьяйоли был более успешен: он собрал значительное войско и большие средства. Несмотря на помощь Прованса и Пьемонта, фонды королевы редели, казна была опустошена – денег не хватало даже на неотложные нужды. Тогда Джованна продала все свои драгоценности и дорогие предметы искусства, а также передала понтифику Авиньон за восемьдесят тысяч флоринов: так город стал не только собственностью папы, но и отошёл от влияния Прованса. Таким образом, Джованна решила пожертвовать Авиньоном для возврата своего королевства. Этой суммы хватило на то, чтобы экипировать десять галер. При этом папа стал её лучшим другом и покровителем: за счёт этого поступка королева получила полную поддержку главы католиков.
Джованна покинула Авиньон вместе с мужем и новорождённой дочерью 21 июля. С 24 по 28 июля она останавливалась в Марселе, 30 июля – в Санари-сюр-Мер, а 31 июля – в крепости Брегансон, вернувшись в Неаполь 17 августа 1348 года. Её кортеж жители встретили с восторгом – практически все высыпали на улицы. Лайош Великий и его венгерское войско однозначно воспринимались всеми как варвары, самого же короля люди называли «бешеной собакой», а не «великим». Как говорится, одно дело – слыть, а другое – быть.
Замки были оккупированы венграми, поэтому галеры не смогли зайти в порт, а пришвартовались в речушке Себето. Всё население Неаполя бросилось встречать короля и королеву, благодаря Господа за их возвращение, а знать прибыла ко двору чтобы обсудить план по изгнанию остатков венгерских войск. И даже граф Минервино и его братья, которые ранее были не самыми ярыми сторонниками Джованны, стали её поклонниками. Многие другие бывшие враги королевы тоже приняли её сторону. Франсуа де Бо, граф Монтекагиузо, в отсутствие новоиспечённого короля Людовика Тарентского женился на его сестре Маргарите Таранто: венгерским солдатам было велено уничтожать все королевские семьи, так что та сбежала из города к графу де Бо, своему кузену, и, влюбившись, вскоре вышла за него замуж, не дожидаясь разрешения от братьев. Граф боялся, что его женитьба на Маргарите будет аннулирована прибывшими властителями. В любой другой ситуации, может быть, так бы и случилось, но августейшие родственники разрешили жениху и невесте прийти на приём. Те, бросившись на колени, просили прощения, а граф поклялся в вечной верности правительнице, так что их честь и достоинство были восстановлены.
