– Не понял, – нехорошим голосом переспрашивает брюнет.
– Кит, нам хорошо вдвоём, я этого не отменяю. И, возможно даже, я влюблена в тебя… я очень скучала по тебе всё это время… но мы оба слишком молоды… ты привык к тому количеству женщин, которых ты имеешь… и не надо говорить, что эта страсть пройдёт и ты в секунду станешь однолюбом!.. Пожалуйста!.. Мне не пятнадцать, я немного знаю мужчин… – замолкаю, вновь опуская взгляд, но теперь уже на свои ладони, – мы будем вместе… возможно год, может, даже два… но потом ты устанешь от меня или влюбишься в кого другого – и что будет со мной? Здесь, в Греции у меня есть подруга и дом, в который я могу возвращаться. Есть доход – пока не мой, но Геля сказала, что введёт меня в штат сотрудников. И я начну работать. Здесь у меня есть шанс на нормальную жизнь. А там, куда ты меня хочешь увезти… там у меня не будет ничего. Я буду на птичьих правах… зависеть от тебя и твоего настроения, а оно у тебя, извини, переменчиво, как погода в России… Я буду постоянно нервничать… зачем тебе такой груз на шее?.. Не проще… я не знаю… приезжать сюда – так же, на отдых… мы будем видеться и не будем друг от друга уставать… но я буду чувствовать стабильность… хоть какую-то, понимаешь?.. Разве так было бы не лучше – хотя бы для начала?.. А потом, если захочешь, я смогу съездить с тобой к тебе… Геля сделала мне документы, и теперь я вроде как уроженка соединенных штатов… ты сможешь показать мне Америку: главное, не криминальную, пожалуйста – я не хочу больше иметь дел с той стороной… никогда… Покажи мне настоящую Америку… карьеры там всякие, национальные парки… Вашингтон… Только не лишай меня возможности выбирать – как дальше жить. Я прошу тебя.
– Ты всё сказала? – не глядя на меня, интересуется Кит через несколько секунд.
– Да, – без особой уверенности отвечаю ему.
– Тогда пошли.
И он выходит из кухни, а затем и из дома; идёт к машине.
– Куда мы?.. – осторожно спрашиваю.
– Поедем к тому ресторану, откуда я тебя забрал, – сухо отвечает Кит.
Не понимаю, что творится в его голове, но чувствую облегчение. Если он отвезёт меня туда, значит, действительно даст шанс поговорить с Гелей… а это уже не мало.
Едем молча.
Я смотрю на него и чувствую, что хочу прикоснуться… хочу разгладить эту складку между его бровей, хочу провести ладонью по лицу, притронуться к губам…
– Перестань смотреть на меня так, – отрезает Кит.
– Почему? – тихо спрашиваю, ощутив, как внутри что-то сворачивается от тяжелой обиды.
– Потому что сложно вести машину, – сухо отвечает он, затем поворачивается ко мне, – хочется завалить тебя прямо на этом сидении.
Краснею до пят и резко отворачиваюсь. Смотрю в окно.
Когда мы подъезжаем к ресторану, Кит останавливает машину через дорогу, притягивает меня к себе и целует в висок. А затем снимает блок с дверей. Я, всё ещё не веря тому, что происходит, выбираюсь из машины, перехожу дорогу и останавливаюсь у входа в ресторан. Оборачиваюсь на Кита… и его машина медленно трогается, оставляя меня одну.
Ничего не понимаю.
Иду внутрь, здороваюсь с сотрудниками заведения, меня, кажется, узнают, тут же начинают что-то лопотать на греческом, махать руками, указывать друг другу куда-то, потом один из сотрудников бежит к телефону, через пять минут появляется хозяин, тоже что-то говорит, я ничего не понимаю, мне показывают мой платок, потом ведут меня к краю террасы, при помощи жестов поясняют, что нашли его на берегу моря ранним утром, а потом ко мне подбегает подоспевшая на такси Геля и крепко обнимает, начиная плакать…
– Ты чего творишь?.. Ты чего творишь, дурёха?.. Ты куда делась? Почему исчезла? Ты вообще понимаешь, как я перепугалась?.. И где ты была?.. Что с тобой случилось?!
Вопросы на русском так и сыпались на меня, а я только и могла – что стоять и глупо улыбаться, чувствуя, как по щекам стекают слёзы…
Слёзы грусти… слёзы какой-то отчаянной тоски…
– Всё хорошо, Гала, – произношу, гладя её по голове, – всё хорошо, успокойся… я здесь…
Глава 19. Заключительная
… и самое главное – необходимо научиться всегда правильно ставить точку.
("Книга откровений гг")
***
Прошло две недели с тех пор, как меня обнаружили на террасе, живую и невредимую, – но Геля продолжала стеречь меня, как настоящее сокровище. Она даже на пробежку теперь со мной ходила. Следила с шезлонга за моей фигурой, потом конвоем сопровождала домой. Я не рассказала ей, где была – сказала только, что слегка опьянела и заснула на соседнем пляже, на травке перед береговой линией… По словам Никоса, я жадно целовалась с каким-то незнакомым мужчиной, который потом ни с того, ни с сего напал на русоволосого и врезал ему по лицу… я сказала, что не помню этого, и наши дорожки с красавцем греком разошлись навсегда.
У Гели и Алекса, кажется, всё очень серьёзно. Парень всё чаще заходит к нам в гости и развлекает своим обществом чуть ли не до самого вечера. Иногда остаётся на ночь…
И тогда мне становится очень неловко – что я мешаю их счастью, заставляю следить за уровнем громкости звуков из соседней комнаты, вынуждаю сдерживаться…
Я уже несколько раз выходила на работу администратором ресторана. Здесь это называется иначе, но суть не меняется; я обслуживаю только русско-и-англо-говорящих клиентов, помогаю им с выбором блюд, потому что все официанты говорят только на греческом… Геля говорит, что можно подобрать и тех, кто будет говорить на английском, но их зарплата будет выше, так что так даже удобней…
Странно, но чем дольше я нахожусь на этом теплом острове, тем больше хочу вернуться туда, где хоть иногда выпадает снег… где кроме пальм и незнакомых мне деревьев растут дубы, сосны, ели, берёзы, в конце концов…
А ещё, я постоянно думаю о Нём.
Он отпустил меня. Ничего не стал говорить, просто поцеловал в макушку. И открыл дверь.
Что я по этому поводу думала?.. Не знаю. Мне было сложно рассуждать о том, из-за чего болело сердце. Проще было стараться не думать вообще…
Но чем больше я уводила себя от этих мыслей, тем охотней они возвращались, заполняя собой всё пространство моего сознания. Геля стала замечать, какая я рассеянная… И я решила порадовать подругу. Выучила своё новое имя. Теперь отзываюсь на него всегда – а не через раз, как раньше. И Гелю называю Галой. Хоть внутри всё съеживается от этого… не могу объяснить подобной реакции, но все во мне противилось этим двум буквам, отделявшим меня от подруги… От настоящей подруги, а не от той её копии, что всё больше хлопотала вокруг меня, изображая из себя курицу-наседку. Не знаю, почему это стало меня раздражать… может, всё дело в том, что я осознавала, что своим поведением, этой своей затянувшейся депрессией, отрываю её от мужчины её сердца…
Мне стало неловко за то, как много внимания она мне уделает, при этом обделяя своего любимого.