Мы занялись сексом. Все произошло очень быстро, а потом он сразу ушел. Я была в ужасе, но рассказать об этом никому не могла. Я ведь сама пришла в тот бар, сама позволила ему себя проводить, не захлопнула дверь перед его носом. Все мы знаем, что у нас принято обвинять женщин. Мне скажут, что я сама спровоцировала, заигрывала и «посылала сигналы», поэтому я решила молчать».
Инга вновь на секунду остановилась. Все же нечестно было утверждать, что она совсем уж не посылала никаких сигналов. Да и нельзя сказать, что она только оторопела, когда Илья на нее набросился. Оторопела, конечно, тоже, но вполне справилась с собой, чтобы отвечать ему. Однако Инга тут же прогнала эти мысли. Она ведь и не обвиняет Илью в изнасиловании, она рассказывает про то, как он воспользовался своей властью над ней.
«После этого на работе Бурматов перестал меня замечать. Он вел себя холодно, не здоровался, игнорировал меня во время совещаний. Я не понимала, что происходит, ругала себя, пыталась наладить хоть какой-то контакт. Конечно, я быстро начала винить в том, что произошло, только себя. Теперь я понимаю, что это была манипуляция с его стороны, но тогда я по-настоящему поверила, что причина во мне. Я боялась, что он меня уволит. Стыдно в этом признаваться, но я действительно хотела сохранить работу и действительно думала, что нанесла ему оскорбление.
Так продолжалось несколько недель. Однажды мы с ним возвращались с рабочего мероприятия. Мы ехали в лифте вдвоем, и он вдруг опять поцеловал меня. Просто представьте: недели тотального игнора, ни одного взгляда или слова, и тут вдруг поцелуй. Я была в полном раздрае, но почти обрадовалась. К этому моменту я была совершенно раздавлена происходящим, не понимала, как мне продолжать работать в такой атмосфере, и потому попала в ловушку. Я подумала, что единственный способ сохранить нормальную обстановку на работе – это подстроиться и принять его правила».
Инга разошлась, и теперь слова действительно проступали на мерцающей белизне экрана как будто сами собой.
«Мы начали встречаться. Это продолжалась несколько месяцев. Я оказалась втянута в отношения, которых не хотела, но возражать боялась из-за работы. Мы виделись только у него в квартире или у меня. Никогда никуда не ходили, он не знакомил меня со своими друзьями и отказывался знакомиться с моими. Говорил, что наши отношения нужно скрывать, потому что иначе у нас обоих будут проблемы. Я верила и боялась еще больше. Когда я задумывалась о том, чтобы просто расстаться с ним, мне становилось совсем страшно. Я еще не знала, на что он способен, но уже догадывалась, что он не потерпит отказа. Как выяснилось, не зря. Так я все глубже и глубже залезала в эту ловушку.
Наконец я поняла, что больше не могу это выносить. Мне было физически неприятно находиться рядом, я чувствовала себя в заложниках. В конце концов я набралась смелости и вызвала его на разговор. Сказала, что ухожу. Он обвинил меня в измене…»
Инга подумала и стерла последнее предложение. Незачем было это упоминать.
«Сказала, что ухожу. Он впал в ярость, наговорил мне грубостей. А спустя пару дней начал буквально меня преследовать. Он придирался к каждой мелочи на работе: к двухминутным опозданиям, к неправильному слову в пресс-релизе, к тому, что я не выполняю поручения, которых он мне даже не давал. Я надеялась, что это рано или поздно пройдет, и терпела, но ничего не менялось. Тогда я узнала, что в другом отделе в моей же компании открылась вакансия, и решила, что это мой шанс вырваться. Я прошла собеседование и уже должна была приступать к новой работе, когда мне сказали, что Бурматов вмешался. Он узнал о том, что я хочу выйти из-под его подчинения, и отказался меня отпускать. Мало того, он пошел к вышестоящему начальству и сообщил, что у меня проблемы с «трудовой дисциплиной», в результате чего они не согласовали мой перевод. Но даже это еще не все: Бурматов прямым текстом сказал мне, что проследит, чтобы любые возможности внутри компании для меня были закрыты».
Инга еще раз скользнула глазами по последним строчкам и напечатала:
«Я должна сразу сказать, что не пытаюсь выгородить себя. В том, что произошло, есть и моя вина, я это понимаю. Я была наивна, слаба, верила, что знакомый человек никогда не поступит со мной плохо, терпела слишком долго. Я хочу, чтобы этот пост был напоминанием мне самой о том, что никому нельзя позволять делать с собой то, чего ты не хочешь. Как бы страшно ни было, мне стоило сразу пожаловаться в HR, а не идти у Бурматова на поводу, поддерживая его обман.
То время упущено, но исправлять ошибки никогда не поздно. К тому же в свете его последних угроз я считаю, что это мой единственный способ защиты. Я решила, что должна рассказать правду публично. Это мой долг перед собой и перед всеми женщинами, кто работает с ним и такими, как он. Не позволяйте запугивать себя. Если вам кажется, что вами манипулируют, скорее всего, так и есть. Не боритесь с этим в одиночку, обратитесь за помощью – такое поведение начальника НЕНОРМАЛЬНО.
Я не знаю, что произойдет дальше, и честно признаю, что боюсь. Но я не жалею о том, что рассказала. Такие, как Бурматов, должны нести ответственность за свои поступки. Я хочу, чтобы каждый, кто работает с ним, помнил: это человек, способный на ложь, подлость и унижение слабого, лишенный профессиональной этики, легко злоупотребляющий своим положением ради личных интересов. Думайте об этом, когда будете жать ему руку».
Инга с такой силой напоследок стукнула по клавише с буквой «у», что она запала.
Пост был готов. У Инги дрожали пальцы одновременно от предвкушения и страха. Что произойдет, когда она его опубликует? Его вообще заметят? Хуже всего было бы разразиться таким откровением, а потом обнаружить, что оно никому не интересно. Сколько у нее друзей на фейсбуке, четыреста? Сколько из них вообще заходит туда? Сколько знает лично ее и Бурматова? Инга почувствовала, как ее решимость, раздувавшаяся только что как парус, начинает опадать.
Нет, она не станет поддаваться сомнениям. Соцсети работают так, что ее пост обязательно подхватят. Модная тема. Инга не сдержала кривой усмешки.
Интересно, как люди отнесутся? Она быстро пробежала глазами текст еще раз. Придраться не к чему. Пост выглядел сдержанно и деловито. Никаких соплей и самооправданий. Пассаж с признанием вины сейчас растрогал даже ее саму – она была согласна великодушно, хоть и не совсем искренне, повиниться, чтобы обезоружить недоброжелателей.
Инга бросила взгляд на часы в углу экрана. Пять вечера. Если она опубликует сейчас, ей придется еще час сидеть на месте, следить за реакцией окружающих и гадать, прочли они его уже или нет. Однако и откладывать публикацию не хотелось. Инга вспомнила поэтичное выражение из уроков географии – «око бури». В то время как вокруг бушует стихия, в этом «оке» царит полный штиль. Именно так она себя и ощущала: хрупкое спокойствие перед лицом надвигающейся катастрофы. Недавняя ярость все еще хранила ее от сомнений, но Инга знала: стоит ей помедлить, упустить момент, и ее поглотят страх и неуверенность, барахтаясь в которых она уже никогда не наберется смелости.
Поэтому, скопировав текст, она открыла фейсбук, щелкнула мышкой по полю «о чем вы думаете» и нажала кнопку «опубликовать».
