Весь день Инга сдавала разнообразные отчеты в связи с пресс-туром, чему была неожиданно рада – это отвлекало ее от мандража перед разговором. В пять Илья написал, что нашел другой бар. Он был намного ближе к его дому и, судя по фотографиям, ничуть не похож на тот, что выбрала Инга, но она махнула рукой. Они договорились, что встретятся в восемь уже там, потому что сначала Илье нужно было куда-то заехать.
До восьми времени было много, и Инга, чтобы убить его, написала в своем секретном фейсбуке пост про Мирошину. Та весь день бесила ее, по всей видимости окончательно решив выйти на тропу войны. Она то и дело отпускала многозначительные комментарии в адрес Инги и Ильи, которые очень веселили всех в отделе. Если остальные просто смеялись, не тая злобу и вроде бы даже не принимая Мирошину всерьез, то та явно вознамерилась с Ингой поссориться. Инга отшучивалась, сочтя эту тактику наиболее выигрышной, но постепенно закипала от злости. Раздражения прибавляло и то, что до расставания с Ильей оставалось несколько часов, поэтому сегодня все нападки казались Инге особенно несправедливыми.
Пост получился яростным до неприличия, но она все равно нажала на кнопку «опубликовать», осуществив таким образом свою невидимую месть. Мирошина в этот момент как раз встала, чтобы идти домой, и все нестройно с ней попрощались – кроме Инги, которая, только ярче распалив свою обиду постом, не снизошла даже до простого «пока».
Она рассчитала, что ей нужно выйти в семь двадцать, чтобы к восьми как раз оказаться в баре, но не смогла усидеть на месте и приехала раньше времени. Ильи еще не было, более того, он написал, что опаздывает, – необычайная любезность с его стороны, все еще раздраженная, подумала Инга. Она долго рассматривала меню, а потом заказала себе пятьдесят граммов виски и самый большой коктейль. Виски она выпила сразу же, для храбрости, и стакан попросила убрать – не хотела, чтобы Илья увидел его и начал шутить. Подумав, она сделала заказ и для него: «Олд фэшн», единственный коктейль, который он признавал.
Ильи все не было, поэтому Инга попросила еще один виски. Первый так легко проскочил ей в горло, что она даже не успела им обжечься и поморщиться. Опьянения она не чувствовала.
В этот раз трюк со стаканом не удался. Едва она поставила его на стол, опять осушив одним махом, рядом возник Илья.
– Ого, – весело и немного удивленно сказал он, вешая пиджак на спинку стула. – Тяжелый день?
Илья рассмеялся, и Инга вспомнила, как ненавидела это: он всегда смеялся собственным шуткам в полной, несокрушимой уверенности, что все они остроумные.
– Нет, просто. Я заказала тебе «Олд фэшн».
Илья слегка скривил рот.
– Спасибо, конечно, но я вообще-то хотел пива.
– Закажи себе пива.
– Ну нет уж, теперь я выпью «Олд фэшн». – Он расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и закатал рукава до локтя. Инга великодушно подумала: пусть шутки ему катастрофически не удаются, но вот это движение, которым Илья закатывает рукава, выходит хорошо, лихо как-то. Все-таки не был он плох во всем. Инга осталась очень довольна своей способностью беспристрастно мыслить, хоть и не понимала, чего в ней больше: вины перед Ильей за то, что бывала к нему несправедлива, или попытки убедить себя, что не зря с ним встречалась.
– Чиэрс, – сказал Илья на английский манер и стукнул своим стаканом по Ингиному, который она даже не взяла в руки. – Ты не задумывалась, что у всех народов есть какое-то специальное слово, с которым они чокаются, – типа «чиэрс», или «чин-чин» у итальянцев, или «скёлль» у датчан, а у русских ничего. Ну, не считая «на здоровье», но так никто не говорит.
– Все говорят «будем».
– «Будем…» – Илья словно попробовал это слово на язык, а потом сделал глоток «Олд фэшн». – Гм, ну да, «будем». Довольно бессмысленный тост, ты не считаешь?
– А «чин-чин» – очень осмысленный. Ты уже настолько мыслями в переезде, что заделался русофобом?
Илья поднял брови.
– Что опять с тобой такое?
– Ничего. – Инга посмотрела на свой высокий стакан с «Лонг-Айлендом» и теперь взяла его обеими руками. Цвет коктейля был не коричневый, а почти прозрачный. Инга где-то слышала, что так и надо – по правилам колы должны наливать совсем немного, но обычно бармены экономят на алкоголе. Тут, к счастью, не экономили, так что, наверное, этот бар и правда хорош. Не зря Илья его выбрал. – Я вообще-то хотела поговорить с тобой.
– Та-а-ак… – протянул Илья и откинулся на спинку стула. – Чувствую, разговор мне не очень-то понравится. Ну выкладывай.
Инга видела, что его озабоченность была притворной: он слегка улыбался уголками губ, явно не представляя масштаб надвигающейся катастрофы. Кто вообще говорит слово «выкладывай»? Так пишут только в книжках.
– Илья, – сказала Инга и замерла, словно поставила точку. Она снова перевела взгляд с него на свой стакан и покрепче сжала его двумя руками. Потом подумала, сделала глоток и опять поставила перед собой. – Илья, я не поеду с тобой в Париж.
Илья молчал, а она боялась открыто на него взглянуть. Вместо этого она смотрела на дальнюю кромку своего стакана, потому что так в расфокусе видела его лицо: как усмешка сбежала с его губ и уголки рта поползли вниз, а брови – вверх. Илья, однако, по-прежнему ничего не говорил, и Инга подумала, что он ждет продолжения.
– Прости, что не сказала тебе сразу, но мне нужно было время все оценить. И я не могу, к сожалению.
Илья прочистил горло. Когда он все-таки заговорил, в его голосе слышался сарказм:
– И что же тебе мешает?
– Я думаю, нам надо закончить отношения.
Едва сказав это, Инга снова схватила стакан и отхлебнула из него так жадно, словно это была вода, а она умирала в пустыне. Когда она думала над предстоящим разговором, она перебирала разные варианты формулировок: и «я ухожу от тебя», и «нам надо расстаться», и даже «все кончено» (это уже настолько отдавало мелодрамой, что хотелось зажать нос). Но только что прозвучавший словесный франкенштейн родился сам собой.
Илья, как оказалось, не просто откинулся на стуле, а покачивался на его задних ножках. Теперь он со стуком выровнялся, нависнув над столом. Инга, наоборот, чуть-чуть отклонилась и подвинула стакан ближе, словно хотела его защитить.
– И когда ты это решила, мне интересно? До того, как я позвал тебя в Париж, или после?
«Соври, – стукнулось в Ингином мозгу. – Соври».
– Я поняла это, когда ты предложил. Поняла, что не могу решиться на такой шаг.
– Врешь. – Илья опять откинулся на стуле. Теперь он разглядывал Ингу с отвращением, а она почему-то вдруг почувствовала себя настолько виноватой, будто заслуживала этот взгляд. – Давай говори, у тебя кто-то есть?
У Инги бешено заколотилось сердце, и она опять непроизвольно опустила глаза, вцепившись в стакан.
– Я так и думал. – Голос Ильи звучал теперь надменно и даже как будто брезгливо. – Я так и понял, когда ты мне ничего не ответила в том ресторане. Я, знаешь, не привык, чтобы телки не отвечали на «я тебя люблю».
