Она налила себе воды и постояла некоторое время. Возвращаться в постель к Илье не хотелось. Может, уйти сейчас? Нет, это будет слишком демонстративно. Выяснять отношения раньше времени она не собиралась.
– Знаешь, что тебе пошло бы? – раздался за ее спиной голос Ильи.
Инга обернулась. Он стоял совершенно голый, привалившись к стене, и самодовольно на нее смотрел.
– Что же? – спросила Инга. Она подумала, что ее бесит даже то, что Илья будто красуется, расхаживая перед ней без одежды.
– Корсет. Черный. И черные сапоги на шпильках. У тебя есть?
Инга подавила вздох. Желания Ильи и так казались ей стыдными (и как бы она ни старалась примириться с ними, до сих пор не могла), но, пожалуй, самым стыдным была их выдающаяся примитивность. Ни на что более экстравагантное она бы все равно не согласилась, но скудость его фантазии разочаровывала. Для нее это было лишним подтверждением того, что она пыталась игнорировать раньше: Илья поверхностен и неинтересен.
– Корсета нет, – сказала Инга и налила себе еще воды.
– А сапоги?
– Есть.
– Давай ты будешь в них в следующий раз?
– На улице май месяц.
– Я и не прошу тебя ходить в них на улице. – Илья начал разговор игриво, но эти слова уже произнес с раздражением. Может быть, он заметил Ингино настроение и сам им заразился.
– И как ты хочешь? Мне надо будет прямо на кровать в них залезать? – деловито спросила Инга, стараясь, чтобы ее издевка была заметна. – И не снимать весь процесс?
Илья отлепился от стены и сделал два шага ей навстречу. Инге захотелось отступить – он явно был разозлен, и разумнее было бы держаться подальше. Однако, когда Илья заговорил, голос его звучал ровно.
– Мне нравится, когда ты командуешь в постели. В обычной жизни – нет. Свои выкрутасы для Галушкина оставь, а со мной не советую.
У Инги запылали щеки и даже кончики пальцев как будто наэлектризовались. Как он может? Она и так постоянно чувствовала себя опозоренной, идя на поводу у его желаний, а теперь он еще и указывает, где ее место?! Инга смотрела на Илью, но не в лицо, а на грудь, потом опустила глаза ниже и увидела его сморщенный член. Она ощутила вдруг такое омерзение, что зажмурилась. То, что он, весь такой угрожающий, стоял перед ней голым, было еще более унизительно. Инга была готова расплакаться – то ли от жалости к себе, то ли от злости.
В следующую секунду Илья обнял ее, но Инга яростно сбросила его руки. Он прижал ее к себе снова, крепче, не позволяя вырваться.
– Ну извини, – сказал он вновь почти весело. – Ты такая своенравная. В этом даже что-то есть.
Поняв, что освободиться не получится, Инга перестала отталкивать его и замерла, с отвращением чувствуя, как он целует ее в шею, потом оттягивает ворот футболки и продолжает целовать ее ключицу и плечо. Ей хотелось ударить его, пнуть в живот – не для того даже, чтобы он перестал, а просто чтобы сделать больно. Однако она продолжала стоять не шевелясь. Ей казалось, что если она не будет двигаться, то как бы исчезнет и ему нечего станет целовать. Внутри у Инги все замерзло, на месте внутренностей образовалась глыба льда, и только в тех местах, где Илья прикасался губами к ее коже, оставался жар, похожий на ожог.
Он ничего не замечал и продолжал ее целовать. Инга по-прежнему стояла с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Теперь Илья ослабил хватку, и ей ничего не стоило вырваться, но даже дотрагиваться до него лишний раз было противно. Она мечтала съежиться, уменьшиться в размерах, только чтобы свести контакт своего тела с телом Ильи к минимуму. Илья развернул ее лицом к столу и, с силой надавив на шею, пригнул вниз, а другой рукой стащил с нее трусы. Инга не сопротивлялась и не открывала глаз. От первого толчка она пошатнулась и неловко вцепилась в столешницу, опрокинув стакан. Стекло хрупнуло, вода разлилась – Инга поняла это, потому что ее футболка на груди моментально намокла. Она думала о том, что могла бы нашарить сейчас осколок, развернуться и всадить его Илье в плечо, или в шею, или куда попадет, – мысль об этом была такой сладостной, что Инга с упоением прокручивала ее в голове, пока Илья пыхтел сзади. Она вообще больше ничего не чувствовала, только представляла раз за разом, словно перематывала пленку на магнитофоне, как разворачивается и бьет, бьет Илью осколком стекла.
Когда Илья кончил, он выдохнул и тоже слегка согнулся, прижавшись своей грудью к ее спине. Инга подумала, что глаза когда-нибудь придется открыть. Так они постояли несколько секунд.
– Ну, ты чего притихла? – как ни в чем не бывало спросил Илья. Его голос опять звучал весело и вместе с тем – самую малость обеспокоенно, словно он спрашивал, не заболела ли она.
Инга молчала. Больше всего ей хотелось в эту же секунду оказаться дома, где никого нет.
– Эй, ты чего? – снова спросил Илья, отстраняясь.
На этот раз беспокойство в его голосе звучало отчетливее, и Инга опять подумала, что сейчас расплачется, а потом – с ужасом – что прижмется к Илье и расплачется у него на груди. Это казалось немыслимым и одновременно естественным – словно только он и мог сейчас ее утешить. Она всхлипнула.
– Инга, Инга, что с тобой? – по-настоящему испугался Илья. Он развернул ее к себе, сам натянул на нее трусы, а потом суетливым жестом отвел ей волосы со лба. Инга наконец открыла глаза. – Я сделал тебе больно? Тебе было неприятно?
Инга видела, что он шарит по ее лицу взглядом, словно надеясь прочитать на нем разгадку. Илья выглядел по-настоящему перепуганным, глаза как плошки, рот приоткрыт. У него был такой встревоженный вид, словно раньше его не было в комнате, словно он только что, секунду назад застал Ингу здесь и искренне не понимает, что с ней произошло. Может быть такое, что он не понимает? Инга даже помотала головой, отвечая себе на этот вопрос, но одновременно с этим поняла, что слезы уже отступили.
Она посмотрела на стол – оказывается, стакан не разбился. Треснутый, он просто лежал на боку.
– Футболка вся промокла, – тем временем говорил Илья, продолжая оглядывать ее со всех сторон, будто, потеряв надежду найти ответ в ее лице, теперь пытался найти его в остальном теле. – Пойдем, я дам тебе другую. Инга, дорогая, что все-таки случилось?
Он впервые назвал ее «дорогой», и Инга с изумлением обнаружила, что в ней что-то дрогнуло – но не от трогательного обращения, а от опалившей ее жалости к себе.
– Нет, – наконец произнесла она. Голос ее звучал хрипло. – Ты не сделал мне больно.
– Прости меня, если что-то было не так, – поспешно сказал Илья. Кажется, он обрадовался, что она заговорила. – Я не хотел тебя обидеть. Или напугать. Или что там произошло. Пойдем, я дам тебе сухую майку.
Инга позволила отвести себя в комнату. Когда они подошли к шкафу, она подумала, что сейчас скажет ему. Он что, в самом деле ничего не осознает? Он же видел, что она не хотела, что ей было неприятно, и все равно продолжал! В ней вдруг распахнулась бездна какого-то детского наивного непонимания: как же так, она ведь самостоятельный человек, и она не хотела, а с ней не посчитались.
