Инге казалось, что она вертится на крохотном пятачке, со всех сторон натыкаясь на препятствия: уличные камеры, банковские выписки, мобильные операторы, ведущие учет звонков и сообщений. Спланировать идеальное убийство в современном мире было невероятной задачей. Любое действие фиксировалось сотней способов, о части из которых, с содроганием думала Инга, она наверняка даже не подозревает, – и это в дополнение к прочим сложностям.
Очевидных способов избежать наказания было два. Илья должен был умереть естественной смертью, или Инга в момент убийства не должна была оказаться рядом. Совместные поездки, прогулки, обеды, приход в гости таким образом исключались. Она еще могла бы, пожалуй, подстеречь его в темном переулке, но для этого нужно было удостовериться, что в нем нет камер и Илья точно пойдет определенным маршрутом. Кроме того, даже в этом случае Инге требовалось железобетонное алиби. После их скандала ей мало было просто остаться незамеченной, для доказательства своей невиновности она нуждалась в чем-то посущественней.
Все это были не бог весть какие открытия, но Инга, деморализованная внезапными трудностями, окончательно впала в ступор. Выходило, что с убийством невозможно совсем уж отделаться от подозрений. Сама насильственная смерть недвусмысленно намекает на постороннее вмешательство. Стоит только начаться расследованию, как обязательно найдется какая-нибудь позабытая мелочь – и пиши пропало. В детективах всегда так случалось. Инга не слишком верила в способности российских полицейских, но все же не стоило совсем сбрасывать их со счетов.
Несколько дней она провела в напряженных раздумьях. В офисе она по-прежнему пожирала глазами Илью, но теперь в надежде, что случайная деталь наведет ее на мысль. С досадой она поняла, что спустя три месяца после их расставания уже не так хорошо представляет его распорядок дня. Ходит ли он по-прежнему в спортзал, в каких ресторанах чаще бывает, куда направляется после работы? Конечно, все это можно было выяснить, проследить, в конце концов, но Инге такие усилия казались опереточной пошлостью. Она воображала себя в темных очках и с поднятым воротником, шмыгающей за Ильей по городу, и кривилась. Речь все же шла о настоящем убийстве, а не о шпионском романе.
Чтобы расшевелить воображение, она попробовала читать криминальную хронику. Воображение и правда расшевелилось, только не так, как хотелось бы Инге, – свежих идей не прибавилось, зато ее вера в человечество заметно пошла на спад. Люди зарубали соседей топором, заживо сжигали немощных родителей, ели собственных детей. Какая-то женщина заперла мужа в подвале и заморила голодом – смерть мучительная, но, впрочем, хотя бы не кровавая. Однако главным недостатком этих новостей был их скупой слог: о методе убийства сообщалось одной строчкой, без деталей планирования и реализации. Как Инга ни старалась применить все это к своим обстоятельствам, вертя возможности и так и эдак, ничего не получалось.
В конце концов она решила, что ломать голову бесполезно. Чем изощреннее стратегию она придумает, тем вероятнее где-нибудь ошибется. Надо просто запастись терпением, и план сложится сам собой, простой и изящный, как решение математической задачи.
Чутье Ингу не подвело.
Мать в очередной раз позвала ее в гости – такая настойчивость с ее стороны была даже странной, и Инга со смесью удовлетворения и неизменного раскаяния подумала, что та, возможно, хочет загладить свою вину. Ей не хотелось, чтобы мать чувствовала себя виноватой, ей вообще не хотелось, чтобы мать испытывала из-за нее что-то дурное и тяжелое. Это бремя в их отношениях по негласному договору полностью лежало на Инге.
Она уже почти согласилась, тем более что была вовсе не прочь съездить на дачу – погода стояла отличная, лето вообще удалось в этом году, однако тут выяснилось, что мать зовет ее в гости в московскую квартиру. За город она на этих выходных даже не собирается, дела. Инга обрадовалась и сказала, что заглянет, а заодно возьмет ключи – раз мать не едет на дачу, поедет она.
Максим вновь оказался свободен на выходных. Недавно он объявил Инге, что ему пора сделать перерыв в тиндер-свиданиях, потому что он выбрал уже всех симпатичных геев в городе и теперь «шкрябает по дну». К радости Инги, в отсутствие новых онлайн-знакомств он был ничем особо не занят и легко согласился составить ей компанию. Рано утром в субботу он заехал за ней на машине, и они вместе отправились на дачу.
По пути они обсуждали все тот же тиндер, благо у Инги с ее поддельным аккаунтом теперь было много новых тем для шуток. Она пересказывала Максиму свои последние онлайн-похождения, а он смеялся, но предостерегал, что это рано или поздно выльется у Инги в зависимость. «Нет, серьезно, – настаивал Максим, – я офигел, когда увидел отчет айфона о том, сколько экранного времени там трачу. Четыре часа в день! Ты представляешь, сколько это в месяц? Да я вообще телефон из рук не выпускаю, только свободная минута – сразу лезу проверять. Не будь как я!» Инга тоже смеялась и отмахивалась: ну какая зависимость, это развлечение.
Когда они приехали на дачу, день уже разгорелся, но продолжал наливаться огненным жаром. Густо пахло соснами, синие гроздья дельфиниума, росшего вдоль забора, подрагивали от кружащих вокруг пчел. В доме стояла прохлада и сумрак. После уличной жары Инге всегда казалось, что она как будто входит в пещеру. Она распахнула везде окна, чтобы воздух здесь тоже пропитался теплом, хотя знала, что только комары налетят.
Они с Максимом мгновенно переоделись и ринулись на Волгу. Их маленький пляжик был переполнен людьми, на мелководье плескались и верещали дети, по реке, пуская на берег волны, проплывали баржи. Вода была холодная, и Максим заходил в нее медленно, подолгу стоя на одном месте и привыкая к температуре. Инга, наоборот, разбежавшись, стрелой влетела в реку, окатив тучей брызг какого-то дедушку с ребенком.
Это было ее первое купание за год, и она плавала с наслаждением, ныряла, изо всех сил бултыхала ногами и руками, пока вспененная вода не начинала приятно щекотать тело. Максим уже давно вылез и обсыхал на берегу, а Инга все не могла наплаваться. Вот чего ей не хватало последние недели! В воде Инга ощущала себя легкой, как перышко, гибкой и сильной, такой уверенной в себе, что сейчас казалось – ей все по плечу.
Когда она упала рядом с Максимом на расстеленное полотенце, он, уже разомлевший на солнце, слегка отодвинулся. Поэтому Инга специально положила ледяную ладонь ему на живот, а потом и вовсе прижалась к его боку. Максим с притворным гневом отбивался, Инга хохотала и одновременно думала, что со стороны они наверняка выглядят влюбленной парой. Ей это нравилось. Водить людей за нос было чистейшим удовольствием.
Они вернулись в дом, достали из-под навеса мангал и стали жарить шашлыки. Пить начали сразу, и к шести вечера Ингино сознание восхитительно затуманилось. Дневной свет стал мягче, стволы сосен в нем казались розоватыми. Инга полулежала в полотняном кресле, Максим рядом – в точно таком же. Они неспешно разговаривали, и Инга чувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Она словно покачивалась на невидимых волнах. Все вокруг казалось ей сказочным: высоченные деревья, вздымавшиеся над ее головой, отцовский дом, похожий на замок, пульсация жара в глубине прогоревших до белизны углей.
