Руководство опросило всех сотрудников, проанализировало всю мыслимую документацию, чтобы найти следы моего злоупотребления полномочиями, но ничего не обнаружило. Обвинения в домогательствах тоже не подтвердились, поэтому сегодня меня восстановили в должности. Не буду скрывать, это как гора с плеч, и я очень рад, что теперь могу говорить обо всем открыто. Инга также продолжит работать в компании. Я сам на этом настаивал. Я по-прежнему считаю, что, даже учитывая все последние события, это и моя вина тоже. Как руководитель я не должен был этого допустить. Я еще раз приношу свои извинения всем, кого эта ситуация задела. Это стало для меня хорошим уроком.
Однако за последнюю неделю я понял еще кое-что: мы живем в новой реальности. Я не буду сейчас оценивать, плохая она или хорошая. Я считаю злоупотребление властью и любые формы домогательств недопустимыми и глубоко уважаю всех женщин, которые не боятся говорить об этом. Они меняют наш мир к лучшему. Однако сам я оказался по другую сторону баррикад и не могу закрыть на это глаза. Несправедливые обвинения едва не стоили мне работы и репутации. Слова, сказанные сгоряча или в отместку, могли перечеркнуть всю мою дальнейшую жизнь, если бы их приняли на веру без всяких доказательств. Мне очень повезло, что мои коллеги проявили щепетильность и разобрались в ситуации, но увы, часто происходит по-другому. Я считаю это опасной тенденцией.
Когда слышишь о таких историях, они кажутся чем-то очень далеким, но когда сам оказываешься внутри, понимаешь, насколько ты на самом деле зависим от общественного мнения. Поэтому я понял, как важно сохранять беспристрастность – на какой бы стороне ты ни оказался».
Инга прочитала последнюю строчку и обмякла в кресле. Несмотря на то, что, читая, она впивалась глазами в текст и иногда даже шевелила губами, проговаривая слова, они моментально изгладились из памяти. Это было все равно что смотреть на полотно какого-нибудь импрессиониста с близкого расстояния – видишь отдельные мазки, а целиком картина ускользает. Инга отмотала пост на начало, но не смогла заставить себя его перечитать. Ее взгляд просто блуждал по абзацам, выхватывая отдельные слова.
Пост был опубликован полчаса назад, и под ним уже образовывались комментарии.
«Наконец-то! Самое правильное – это рассказать все как есть. Спасибо!»
«Илья, ты лучший. Поддерживаю тебя полностью. Хорошо, что все закончилось!»
«Очень сильный пост. А девушке должно быть стыдно».
«Эта «новая этика» буквально разрушает жизни. Наконец-то кто-то об этом сказал. Сделать комплимент нельзя, прикоснуться нельзя, даже посмотреть – и то нельзя. А как люди вообще должны знакомиться, заводить отношения?»
«Когда я только прочитала эту мадам, сразу сказала: какой бред. Я знаю тебя десять лет. Ты неспособен на аморальный поступок. Обнимаю!»
«Его оклеветали, и ему еще приходится извиняться. Вам не в чем каяться, это обычное поведение при поиске партнера. Ханжи и радфемки пусть истекают ядом. Они, если б могли, вообще секс запретили».
Инга скроллила экран вниз и читала, читала, не в силах оторваться. Каждую минуту она обновляла страницу и видела новые комментарии. От количества сердечек, поднятых больших пальцев и эмодзи огня у нее рябило в глазах.
Попадались и те, кто был недоволен объяснением Ильи:
«Омерзительный шовинистский пост. Строит из себя несчастного и во всем обвиняет девушку – она его и соблазнила, и отношения разрушила, и оболгала. А он как будто вообще ни при чем».
«Отношения между начальником и подчиненной – это всегда дисбаланс силы и психологическое давление».
«Она сказала, он сказал… Мы никогда не узнаем, как было на самом деле».
Хотя таких комментаторов было немного, хуже было другое: да, Илью в них осуждали, но ведь и Ингу никто не защищал. Люди верили его посту. Из бесстрашной женщины, не побоявшейся в одиночку выступить против мужского корпоративного мира, Инга превратилась в склочную мстительную истеричку, безнадежно влюбленную в начальника. И без того слабые голоса блюстителей морали, тех, кто все равно считал поступки Ильи некрасивыми, звучали не слишком убедительно, ведь он заблаговременно признал вину и рассыпал по тексту извинения. Охотников мусолить очевидное почти не находилось.
Инга обратила внимание, что Илья в посте не повторял свою ложь про Париж и обходил молчанием вопрос, кто кого бросил. В фейсбуке он решил действовать осторожнее, потому что там ему было что терять. Может быть, боялся, что Кристоф узнает. Кантемиров-то Илье явно поверил и лишних вопросов не задавал. Наверняка он вообще мечтает замести все под ковер.
Кристоф. От одной мысли у Инги скрутило живот. Она даже не думала о Париже. Перед глазами у нее стояла остервенело хлопающая дверь метро, на которую Инга смотрела, прощаясь с ним по телефону. С каким пренебрежением она прощалась! Почему-то именно этот момент – хлопающая дверь и безграничное чувство превосходства, которое Инга тогда испытывала, – сейчас заставлял все ее внутренности сжиматься и переворачиваться от нестерпимого, испепеляющего стыда.
Следом Инга вспомнила, как писала пост про Мирошину, усмехаясь себе под нос, что этим продаст себя подороже. Не переезд, а переезд с повышением! Инга сжалась на стуле и издала еле слышный глухой стон. Этот звук был таким чужим, что она не узнала собственный голос. Стон как будто исторгало какое-то смертельно раненное существо внутри нее.
Что же ей делать теперь? Как ей дальше жить с собой?
Инга поднялась с кресла и поплелась между рядами столов. Вернулось ощущение тяжести во всем теле. Проходя мимо коллег, она на них не смотрела, и ей было совершенно безразлично, смотрят ли они на нее. Последнюю неделю Инга жила на пределе чувствительности: замечала любой, даже случайный взгляд, фиксировала малейшее изменение на лице собеседника или его в интонации по телефону, – но теперь ее вдруг разом отпустило. Ее как будто ударили мешком по голове – сознание не погасло, но было временно дезориентировано. Краски поблекли, звуки слились в невыразительный гул, люди превратились в неразборчивую колышущуюся массу.
Инга не знала, куда идет. Проходя мимо туалета, машинально сунулась внутрь, но, увидев там других женщин, отпрянула и поспешно закрыла дверь. Добредя до выхода из офиса, она в растерянности остановилась перед лифтами. Пойти пообедать? Есть не хотелось. Просто прогуляться? Само здание бизнес-центра и все прилегающие к нему окрестности казались матрицей, специально созданной для проживания ее страданий. Здесь все напоминало о произошедшем. Куда бы она ни пошла, она не сможет освободиться. Впрочем, Инга тут же поняла, что, даже если бы она могла отправиться на все четыре стороны, это не принесло бы ей облегчения. Источник страданий находился внутри, и пока он не ослабеет, покоя ей не найти.
Лифт звякнул и открылся, хотя Инга не нажимала кнопку. Внутри стоял Илья. Когда она шла по офису, то не обратила внимания, есть ли он в кабинете. Увидев Ингу, Илья на миг остолбенел, а потом шагнул наружу. Инга как заколдованная шагнула внутрь. В дверном проеме они на мгновение оказались совсем близко, и хоть это длилось доли секунды, время словно отяжелело. Инга успела разглядеть переплетение ниток на ткани его рубашки, заметить седой волос на виске и почувствовать запах одеколона – до того знакомый, что ее оглушило, как будто рядом взорвалась граната. Кажется, это она подарила его Илье на Новый год в какой-то другой, бесконечно далекой жизни.
