– Испугались? – лукаво спросила девочка. – Думали, он живой?
– Это ай-каб, четыреста-шесть, – с важностью сообщил ее брат. – Нашей троюродной тети сын. В нем программа гармоничного развития.
– Это как? – пробормотала я, скрывая, что немного переволновалась.
– Все, как у обычного ребенка… типа… не лезь – обожжёшься, не ходи туда – упадешь, не ешь всякую гадость – живот болеть будет.
– Ясно, – вздохнула я. – Не закапывайся в песок – задохнешься. Вы, я вижу, тоже способствуете… накоплению опыта.
– Ага, – охотно согласилась девочка. – Ему скоро тело поменяют. Ему уже восемь.
На вид циклону было лет пять. Насколько я знаю, родители «условно-живого» ребенка меняют ему тело раз в два-три года, в зависимости от материального достатка. Мне страшно подумать, что будет, когда ай-каб превратится в подростка, а затем во взрослого человека. Когда его роль игрушки будет… исчерпана.
– Что это? – вдруг спросил Алеша приятным, мелодичным голоском.
Циклончик указывал на мои колокольчики.
– Это гунгру, – объяснила я. – Они для танца. Вот, послушай.
Я вскочила на скамейку и несколько раз топнула ногой.
– Диапазон в герцах от… – начал ай-каб.
– Эй! – сердито оборвал его мальчик. – Леша, тебе мама что велела?
– Ах, да, – поправился циклон. Подумал и добавил: – Красивый звук.
– Так-то лучше, – одобрительно сказала девочка.
Все трое выскочили из песочницы и побежали к дому, переговариваясь на русском. Я, наконец, увидела Ольгу. А Глеб увидел меня. Несколько секунд мы стояли с ним по обе сторону от песочницы. Демидов-второй шагнул и прошелся по песку, провалившись в яму, выкопанную Алешей.
Я рассмеялась:
– Под ноги нужно смотреть.
– Не могу, – сказал Глеб, тряся ступней, – ты слишком хорошенькая. Кирюша тебя уже видел?
– А какая разница? – огрызнулась я.
– Для тебя, может, и никакой.
Клоуна сменил учтивый официант:
– Напитки? Тартинки? Печенье с сыром?
Глеб отмахнулся от парня, как от назойливого насекомого.
– Ты обдумала мое предложение?
– Глеб, ну сколько…
– Послушай, Саманта, я не знаю, что происходит, но все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Хотя вру – теперь имеет, мне нужно отмыть от грязи свое честное имя. Когда все закончится, жду твоего звонка. У Кира есть мои данные в комфоне. Я не собираюсь скрываться, прятаться… глупо. А ты… Я знаю Кира, он слишком эгоистичен и холоден. Тебе нужен такой парень, как я. Слышишь, я жду твоего звонка.
Он требовательно ткнул в меня пальцем и пошел прочь. Почему-то не к дому, а к площадке для турболетов. Ко мне подбежала Ольга.
– О боже, Сэм! Это невероятно! Если бы Глеб с тобой не заговорил, никогда бы тебя не узнала! Подумала: кого это Глебушка обхаживает? Кстати, где он? Идем, скоро твой номер. Значит, ты будешь танцевать?! Потрясающе! Ура, у меня есть повод вычеркнуть из списка леди Аглаю! У нее ужасный голос, но на каждом семейном празднике тетя Аглая непременно забирается на сцену! Но самое главное, теперь все поймут, что Кирюша никакой не гей! Волнуешься?
Я кивнула, проверяя, не завяли ли лепестки роз, спрятанные в поясе.
… Вздрогнули таблы, хрустальным речитативом рассыпался сантур. Глаза гостей, сидящих за столиками, устремлены на меня. Взгляды разные: одобрительные, удивленные, откровенно любопытные. Кое-кто переговаривается, понизив голос. Перед выступлением Ольга во всеуслышание объявила, что я особая гостья «нашеговсемилюбимого, замечательного родственника Кирюши Демидова», актриса, играющая «особую роль» в его жизнь.
Сначала танцую немного заученно, отмечая все, что происходит вокруг сцены. У бассейна стоит Олег под руку с высокой пожилой дамой, что-то говорит ей на ухо, дама кивает, поджав губы. Видимо, это она и есть, Анастасия Егоровна, вдова великого Олега Демидова, сто лет назад поспешествовавшего освоению и заселению Северной Пальмиры, того самого, в честь которого назван кузен Кира. Но где сам Кир?
Постепенно музыка приникает в самую глубину тела, ритм сливается со стуком сердца. Мои руки играют, у них свой рассказ – они птицы, листья на ветру, ветер. Звенят браслеты. Движения подчиняются ритму, они то стремительные, то плавные. Каждый жест, каждое движение что-то означает, но сегодня все просто: не претендуя на то, чтобы донести до пресыщенных зрелищами гостей особый, возвышенный смысл танца – не так уж я в нем искусна – я просто описываю и «озвучиваю» ударами стоп красоту мира: звон ручья, удар грома, крик птицы. Во время особо стремительных пируэтов в воздух взлетают лепестки роз. Даже весьма упрощенная версия древнего танца постепенно завораживает зрителей – прекращаются разговоры, я вижу отклик на лицах гостей. Я также вижу Кира. Он стоит у бассейна рядом с Ольгой, которая смотрит на меня, прижав руки к груди. Я не могу разглядеть лица Кирилла, пока он не шагает в квадрат света от окна. Встретившись с ним взглядом, я забываюсь, выпускаю все лепестки разом. Они кружатся вокруг меня в налетевшем порыве ветерка. Гости аплодируют.
Кир смотрит на меня, не отрывая взгляда. Эта его победная улыбка, что она значит?
Волшебство разбивается вдребезги: Ольга отдает Демидову листок бумаги, указывает в мою сторону… Кир что-то ей говорит (что-то, от чего у нее вытягивается лицо), и вдруг исчезает в тени. Я отворачиваюсь и заканчиваю танец. Зрители реагируют очень сдержанно. Они никогда не покажут, что довольны, не тот случай.
… Оказывается, я сильно устала. И какое-то время непонимающе смотрела на бордовый пион в детской руке.
– Берите, – весело сказала на ориенте молодая женщина лет двадцати восьми. – Леша иногда дарит дамам цветы, но только тем, кто ему очень нравится. Вы ему очень понравились.
– Это было красиво, – начал ай-каб, серьезно глядя на меня снизу вверх, – но технически…
– Эй! – я нарочито грозно сдвинула брови.
Мальчик… засмеялся, немного неестественно. Не знаю, на сколько герц тянул его смех, но он был милым. И, глядя на маму Алеши, я поняла, что опасность стать отслужившей свое игрушкой этому ребенку не грозит.
– Леша всегда помогает тете Оле в организации праздника, – с гордостью сообщила молодая женщина. – Вот в прошлый раз, когда мы ставили «Двенадцатую ночь», был карнавал, все переодевались…
– … и Алеша многим помог… – сказал Кир над ухом. – Напугал? Извини. Привет, Катя. Где твой благоверный? С бабулей говорила уже?
– Нет, – улыбка на лице Кати сменилась жалобной, растерянной гримаской, – как ты думаешь, если мы в этот раз не…
– Подойди, – мягко проговорил Кир, – не съест же она тебя. Иди. Я свяжусь с тобой в ближайшее время.
– Хорошо, – молодая женщина покорно кивнула и взяла «мальчика» за руку, сказав ему: – Пойдем поздороваемся с бабушкой. Если она будет сердиться, просто молчи, главное, не спорь. Обещаешь?
