Высвобождение гигантского количества людей от нетворческой работы «за-ради хлеба» (от работы, которую способен выполнять ИИ) порождает невиданную ранее проблему: человек избавляется от необходимости прислуживаться, прятаться за работу, прятаться от себя за soft skills и hard skills; он поставлен перед необходимостью служить высоким целям, находить себя, познавать себя с помощью universal skills (универсальных компетенций). Человек предоставлен самому себе, и проблема смыслов становится проблемой существования и выживания человека.
Креатив (искусство прятаться от смыслов) не спасает. Ради выживания человек вынужден творчески пестовать в себе личность.
Художественно-философская модель под названием «Евгений Онегин» убеждает: познание себя (в процессе жизнетворчества) должно стать работой, служением, каждодневным упорным трудом для человека, трудом не за страх, а в радость.
Высвобождение от рутинной, механической работы порождает не проблему досуга; оно порождает проблему создания личности.
Труд разума и разумный труд должен стать главным трудом человека.
Почитайте письмо Онегина к Татьяне – письмо умного, тонкого, чрезвычайно одаренного человека. Письмо личности. Такое письмо никогда не напишет ни западный, ни конфуцианский человек. Для них подобный уровень человеческого общения – запределен, роскошь человеческого общения – за семью печатями. Как вход в пещеру в сказке про Али-Бабу, который не умел наживать деньги. Надо знать пароль (культурный код).
И не стоит питать иллюзий: Онегина сегодня не поймут. Отношение индивида (информационная основа которого – интеллект) к личности (основа – разум) сформировано комплексом неполноценности. Объективного отношения ждать не приходится. Увы.
Итак, персоноцентризм открыто противопоставляет принципу индивида «деньги, эквивалент силы, есть мера всех вещей» (который искусно маскируется под бескорыстную любовь к безграничной свободе) принцип личности «мера всех вещей – дружба и любовь, семья, родина, человечество, счастье».
Обратим внимание. Ценности, которые определяются «деньгами», великолепно продаются под брендом «свобода». Говорите «свобода» (имея в виду вседозволенность) – подразумеваете деньги, говорите «деньги» – подразумеваете ту самую свободу.
Деньги и свобода (та, которая уклоняется от ответственности) нашли друг друга. Образ монетизированной свободы как высшей ценности (статуя Свободы символически приветствует всех прибывающих в царство капитала) – это сильный идеологический ход. Деньги романтизировать сложно, а сила и свобода словно сотканы из вещества романтики. Западная система ценностей (деньги + сила + свобода) успешно завоевала мир.
Персоноцентризм также является для людей своего рода «товаром», если ты конкурируешь с товаром «деньги (сила) = свобода». Персоноцентризм как ценность вполне можно представить в виде товара, в котором люди заинтересованы, за который они готовы платить немалую цену, готовы отдавать свой ресурс. В таком случае персоноцентризму, который позиционирует себя как некую субстанцию (ценность), которая «выше» денег, ценнее денег, дороже денег, по законам рынка нужен свой бренд.
Говорим личность – подразумеваем… что? Истину? Добро? Красоту? Творчество? Дружбу и любовь, семью, родину, человечество, счастье? Свободу и достоинство?
Безусловно, когда мы произносим кодовое культурное слово «персоноцентризм», то имеем в виду все вышеперечисленное. Все эти ценности – в одном ряду, они усиливают друг друга, создавая мощное силовое поле. Названные ценности существуют не сами по себе, а в контексте, каждая отдельно взятая ценность служит условием существования другой ценности. Персоноцентризм – имя этого ценностного контекста. Персоноцентризм, представляющий собой суммарную ценность, можно описать как «смысловое облако» или «силовое поле», которые обладают потенциалом энергии идеалов. В персоноцентризме, этом кладезе идей и эмоций, мы черпаем уверенность в истинности наших устремлений, что наполняет нас энергией и мотивирует к созиданию. Мы непроизвольно улыбаемся, ощущая реальность нашего светлого будущего, реальность энергии идеалов.
Если описать персоноцентризм как мироощущение – то это ощущение необходимости и возможности счастья. Я бы сказал, ощущение неотвратимости заслуженного счастья.
Персоноцентризм – это в каком-то смысле учение о счастье человека, о счастье умного человека.
Для меня счастье умного человека – это и есть бренд.
Персоноцентризм = счастье. Счастье – бренд персоноцентризма.
Получаем следующий расклад культурно-идеологических позиций:
Деньги (сила) = свобода vs Персоноцентризм = счастье.
Зачем нужны умные люди?
Чтобы делиться счастьем. Если ты понимаешь, что, во первых, счастье есть и, во вторых, не в деньгах счастье, ты всегда рад поделиться счастьем.
Деньги и свобода (вседозволенность) не изменят наш мир в лучшую сторону.
Счастье – изменит.
Что выше: свобода (вседозволенность) или счастье?
Может показаться, что или здесь неуместно. Разве свобода не является условием счастья? Разве можно противопоставлять эти «райские» понятия?
У Пушкина мы находим великолепную формулу, описывающую отношения свободы и счастья: «Я думал: вольность и покой замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан!» («Евгений Онегин»).
Свобода-вольность – плохая, неравноценная «замена» счастью. Большая ошибка подменять счастье свободой индивида (которая обеспечивается деньгами).
Если у нас есть основания полагать, что главное противоречие нашей эпохи индивидоцентризм vs персоноцентризм, то свобода-Д (с индексом Деньги) vs счастье наглядно отражают это противоречие.
Иное дело свобода как закон культуры, свобода личности (подробнее об этом мы поговорим несколько позднее). Такая свобода-К (индекс культуры) является условием и предпосылкой счастья. Более того: составляющей счастья. Ни о какой «замене» здесь речь идти не может.
Что выше: свобода-Д или счастье?
Счастье выше.
Свобода-Д vs счастье. Именно так. «Свободный» индивид, увы, не будет счастлив по определению. Или – или.
Говорим персоноцентризм – подразумеваем счастье.
Остается добавить, что персоноцентризм предполагает социально-экономическую модель, персоноцентрическую экосистему, противоположную суперкапитализму и конфуцианскому коммунизму. Какую?
На данном этапе это утопический вопрос (который тем не менее следует держать в уме). Город-парк как экосистема, пожалуй, еще привязан к реальности; Город Солнца – уже нет.
Почему мы настаиваем на том, что ИИ, осознанный как персоноцентрически ориентированный проект, является для России не просто приоритетным, но и, так сказать, традиционно российским, русским (не в этническом смысле, а в культурном)?
