Это в большей мере предположение, нежели констатация научно зафиксированного факта; тем не менее целостность должна включать человеческое измерение в «нечеловеческое». Физика и математика в своих высших измерениях должны как-то пересекаться с высшими культурными ценностями. Не станем лукавить, это «всего лишь» ощущение, когнитивная эмоция, которые – а вот тут внимание! – в один прекрасный момент могут трансформироваться в научную интуицию. Философия находит свое подтверждение в физике, а физика – в философии: это утверждение сложнее опровергнуть, нежели подтвердить.
Разум в этой связи можно определить как особого рода интеллект, считающийся с логикой бессознательного, обогащающийся такой логикой, которая меняет качества исследуемого объекта с системного на целостный; все это превращает разум в инструмент тотальной диалектики, в инструмент моделирования идеального смысла, который принято называть истиной. Именно связь всего со всем порождает тотальную диалектику как научный способ постижения целостности; с другой стороны, «все» становится объектом исследования благодаря тотальной диалектике.
Для нас «рабочей формулой» тотальной диалектики, формулой, материализующей тотальную диалектику, является «матрешка» «universal skills – soft skills – hard skills».
Возможности интеллекта включены в потенциал разума – что и требовалось доказать.
«Теория всего» (которой мы коснемся в своей книге) – это феномен, рожденный тотальной диалектикой. Разумом, но не интеллектом.
Без проекции на жизнь человека интеллект и разум становятся всего лишь умозрительными категориями. Проекция на феномен жизни делает их жизненно важными. Что бы мы с вами ни оценивали, в эту оценку закладываются возможности интеллекта и разума по-разному видеть объект оценки. Смотрим на одно и то же (например, на искусственный интеллект), а видим разное. Интеллект видит объект в контексте системных отношений, разум видит системные отношения в контексте целостных.
Интеллект видит только деревья, а разум за деревьями видит лес.
Вот послушайте доводы интеллекта, этого рупора индивида: «Раз смерть неизбежна, какая разница, сегодня конец или завтра? Раз смерть неизбежна – пропади оно все пропадом. Все позволено, смертные! Помирать – так с музыкой! Даешь пир во время чумы!»
Разум, рупор личности, смотрит на вещи шире и предостерегает нас от ошибок интеллектуального способа решения вечных проблем: «Неизбежная смерть одного пока не означает фатальной гибели всех. Смерть пока не доказала своей всесильности. Скорее, наоборот. Смерть давно стала моментом жизни, хотя кому-то кажется, что смерть выше жизни. А момент жизни давно стал моментом вечности. Жизнь вмещает в себя больше, чем ощущения; кроме того, ощущения ощущениям рознь: умные ощущения уже давно сильнее страха смерти. Нет, не уверен, что смерть выше жизни. Поживем – увидим».
С точки зрения интеллекта, если смерть неизбежна, то все пропало. Все слова бессмысленны. Жизнь становится сомнительной (относительной) ценностью. И вот в качестве абсолютной ценности жизни интеллект определяет деньги. Почему?
Потому что если все пропало – то все позволено. Лучше быть здоровым и богатым, чем больным и бедным. «Богато прожитая жизнь» – хоть какая-то компенсация смерти, хоть какая-то компенсация бессмысленности и ужаса бытия. «Богато прожитая жизнь» – это череда ярких ощущений, а ощущения (которые способен контролировать интеллект) можно приобрести за деньги.
Поскольку деньги являются абсолютной ценностью, следовательно, они являются целью и средством. Они не пахнут. Но способны подарить самые изысканные ароматы. Деньги могут все. Иных сопоставимых с деньгами ценностей интеллект, горизонт постижения которого ограничен системным характером отношений, в упор не видит. И это не его вина, а наша беда.
С точки зрения разума, если смерть неизбежна, то все только начинается. Смерть – это интересный вызов. Мы заставим смерть работать на жизнь.
Проблемы интеллекта – это возможности разума. Поживем – увидим.
Интеллект в силу своей информационной специфики видит проблему в одной плоскости, в одном измерении, в модели «win-win»; разум видит проблему в разных измерениях и с разных сторон (например, 4 «win-win»). Чтобы понять, к каким последствиям могут привести решения интеллекта без оглядки на экспертизу разума, приведем несколько примеров.
В Китае в рамках политики Большого скачка (1957–1962) решили, что китайцы никак не могут побороть голод потому, что их «объедают прямо на полях прожорливые воробьи». Была организована кампания уничтожения «четырех вредителей»: мух, комаров, крыс и воробьев. Почему четырех? Интеллект подсчитал.
С мухами комарами и крысами получилось как-то не очень. Они оказались весьма живучи, а всенародный поход на грызунов без применения специальных химических средств получился неэффективным. Решили отыграться на воробьях.
Пропаганда настойчиво объясняла, что воробьи за год съедают столько зерна, сколько хватило бы для того, чтобы прокормить 35 млн человек. С доводами интеллекта не поспоришь: воробьи – это те птицы, которые крадут наше зерно и являются причиной голода. Следовательно, их надо истребить, и голод исчезнет. Активно продвигал кампанию биолог Чжоу Цзянь, являвшийся в то время заместителем министра образования страны. Наука и интеллект настаивали: массовое уничтожение воробьев и крыс приведет к невиданному расцвету сельского хозяйства.
Как действовать?
Ответ опять же подсказал интеллект. Воробей (вообще мелкая птаха) не может находиться в воздухе более 15 минут. Следовательно, надо сделать так, чтобы птицы как можно больше находились в воздухе. Весь Китай был мобилизован. Старики, школьники, дети, мужчины, женщины превратились в активные отряды шумопроизводителей и охотников: с утра до ночи они стучали в барабаны и кастрюли, орали, свистели, размахивали шестами и тряпками, вынуждая воробьев и других мелких птиц падать на землю без сил. Затем их добивали и складировали в огромные кучи. Фотографии многометровых гор из мертвых воробьев регулярно публиковались в прессе, чтобы вдохновлять и стимулировать войну с пернатыми. Учеников снимали с уроков, выдавали им рогатки, чтобы отстреливать птиц и разорять их гнезда. Особо отличившимся школьникам выдавали грамоты.
В результате к ноябрю 1958 года в Китае было уничтожено около 2 млрд воробьев. В 1959 году страну порадовал небывалый урожай, что, конечно, доказало самым неисправимым скептикам правильность избранной стратегии борьбы с голодом. Доказало мощь и правоту интеллекта.
Правда, заметно увеличились полчища гусениц, саранчи и других вредителей.
Именно поэтому еще через год в стране наступил голод, в результате которого погибло до 30 млн человек.
Оказалось, что «прожорливые» воробьи не только крадут зерно, но и еще истребляют гусениц и прочих вредных насекомых, популяции которых регулировали именно воробьи (мелкие птицы). 18 марта 1960 г., Мао Цзэдун написал: «Не надо бить воробьев, как результат мы лишь получили клопов. Лозунг такой: уничтожать крыс, клопов, мух и комаров». Воробьев стали закупать в СССР и Канаде и вагонами завозить в Китай. Воробьи стали истреблять гусениц и саранчу. Зерна стало больше. Голод уменьшился. Интеллект опять победил.
