– …Уютно, как мне…
– Вот, держи свои расшифровки сессий. Вот деньги. Линор велит передать тебе, что ты работаешь профессионально.
– Профессионально?
– Так она сказала.
– И сколько это будет продолжаться? Ее это в конце концов убьет. Мы с вами, уважаемые, убиваем человека изнутри.
– Все ровно наоборот. Именно мы сохраняем ей жизнь. Ты читать разучился? Ты идиот даже хуже, чем считает Линор.
– Я отказываюсь глотать подобные оскорбления, мадам. Я авторитет и эксперт, выпускник Гарвардского университета, уважаемый член…
– Ты жалкий фобический невротик, которого Линор, используя свое влияние, спасла от психбольницы, куда тебя хотела положить твоя жена, которой, если помнишь, не нравилось, что ее каждый вечер перед сном скребли с антисептиком. Мы поставили тебя на ноги, снабжаем мылом, пероксидом и дезодорантом. Ты будешь делать то, что велит Линор, ровно до тех пор, пока ты нужен.
– Но это просто не может длиться бесконечно. Особенно в плане Кипуча. Он серьезная проблема. Разговоры бесят его сверх всякой меры, и я знаю, что в конце концов…
– Линор велит мне велеть тебе просто позаботиться о мистере Кипуче касательно Линор. Он всем действует на нервы. Делай, что велено. Здесь есть кое-какие материалы о человеке, который…
– Ну послушайте. Так все будет только хуже. Он захочет почитать что-нибудь из Блентнера. Он же читатель. Он захочет посмотреть на настоящие тексты Блентнера. И он попросит их у меня, и он обнаружит, что нету никакого Блентнера, и что я ему тогда скажу?
– Если ты захочешь, если тебе это нужно, появится и Блентнер.
– Это как?
– Напишешь что-нибудь, балда. Придумаешь все сам, подпишешь его именем. Что может быть проще? Ты совсем тупой?
– Правда, не вижу нужды опускаться…
– Бери деньги и уходи. Вот материалы на Кипуча. Ступай.
– Вы, обе, вы замечаете, что здесь внизу как-то немного странно пахнет? Я…
– Ступай и ноздри свои уноси.
– Как мне развернуться? Здесь нет места, чтобы развернуться.
– Спиной вперед. Иди назад. Миссис Линденбаум тебе поможет.
– Сюда, милый.
– Бог ты мой.
15. 1990
ЛЮБОВЬ
Утро, когда Монро Концеппер пошел к соседям, Слотникам, чтоб обсудить мистера Костигана, было утром теплого майского воскресенья. Концеппер шагал по подъездной дорожке Слотников, из шероховатого красного кирпича, по влажным неубранным обрезкам первого в этом году безмешочного травокоса и готовился нажать на подсвеченный дверной звонок с переводной картинкой «Электрификация всего дома» под ним, такой же, как прошлая картинка на прошлом доме Концеппера, и на миг приостановился, чтобы убрать кусочки травы из отворота брюк.
Слотники сидели в столовой, в халатах, кожаных шлепанцах и шерстяных муфтах для ног, меж тарелок с крошками от французских гренок, рыхлые и тяжелые от впитанного сиропа, и читали воскресную газету, храня кленовую липкость на пальцах и в уголках ртов.
Мелодия дверного звонка Слотников всё не унималась. Она еще играла, когда дверь открыла Эвелин Слотник. Концеппер стоял на веранде. Руки Эвелин невольно взлетели к волосам, глаза упали на ступни в шерстяных муфтах под небритыми лодыжками. И тут пришел контекст, и она перевела взгляд с себя на Концеппера.
Тот был одет для причинения боли, в легкий английский плащ и заутюженные брюки и черные ботинки, сияющие, как вагоны метро. При нем был портфель. Эвелин Слотник глядела пристально. Все это заняло не более секунды. Из гостиной послышался газетный хруст.
– Доброе утро, Эвелин, – сказал Концеппер бодро.
– Монро, – сказала Эвелин.
Когда пролетели еще несколько секунд, в течение которых Концеппер по-прежнему стоял вовне дома Слотников, он вновь улыбнулся и повторил, громче:
– Доброе утро, Эвелин. Надеюсь, я не…
– Ну, заходи, – сказала Эвелин, довольно громко. Отворила дверь пошире и отступила. Концеппер смёл остаток росистых газонных обрезков на нелепый приветственный коврик Дональда Слотника, затем прочел «ВОН ОТСЮДА» и вошел.
– Заходи же, Монро, – пролопотала Эвелин даже громче. Ее опухшие глаза, широко открытые и смущенные, смотрели в Концепперовы. – Он дома, – сказала она одним ртом.
Концеппер усмехнулся и кивнул Эвелин.
– Если вдруг Дональд дома, – сказал он громко. – Извини, что вторгаюсь. Мне нужно поговорить с тобой и Дональдом.
Где-то еще дальше скрипнул стул. Дональд Слотник вошел в гостиную, где стояли Эвелин и Концеппер, не глядя друг на друга. Эвелин жамкала пояс халата. Дональд Слотник надел поверх пижамы какую-то блестящую восточную накидку. Он был при кожаных шлепанцах, спортивной странице и утреннем хохолке. Из столовой донесся шорох: это Скотт Слотник применял к газетному разделу комиксов жвачку для рук.
– Монро, – сказал Слотник.
– Здорово, Дональд, – сказал Концеппер.
– Ну здорово, – сказал Слотник. Он глянул на Эвелин, потом снова на Концеппера, потом на кресло, подле которого Концеппер стоял. – Присаживайся, пожалуйста, что же мы. Прости нас, как видишь, мы с утра никого не ждали.
Концеппер покачал головой и показал Слотнику возразительную ладонь.
– Всё в порядке. Это я должен принести извинения. Вот он я, вламываюсь утром воскресенья. Приношу извинения.
– Всё в порядке, – сказал Слотник, глядя на Эвелин, сунувшую руки в карманы халата.
– Я здесь только потому, что почувствовал: надо с вами поговорить, – сказал Концеппер. – Я почувствовал нужду поговорить с вами обоими. Сейчас.
Одна рука Эвелин теперь была на воротнике.
– Ну, хорошо, конечно, – сказал Слотник. – Давайте все присядем. Дорогая, может, Монро хочет кофейку.
– Нет, спасибо, я без кофейка, – сказал Концеппер, снимая плащ, который Слотник не предложил повесить, и вешая его на подлокотник кресла.
– Ну а я бы выпил еще, – обратился Слотник к Эвелин. Та пошла в столовую. Концеппер услышал, как Скотт что-то ей говорит.
Слотник сел на двухместный диванчик напротив окна гостиной и кресла Концеппера и закинул ногу на ногу, так что один кожаный шлепанец грозил упасть. Концеппер отказывался верить, что видит на пижаме Слотника крошечных уточек.
– В общем, – сказал Слотник. – Как Недвижимость?
– Недвижимость в порядке. Как Налогообложение?
– Налогообложение чертовски лучше, чем два месяца назад. Отчеты все поданы, худшая часть постотчетного нытья иссякает… благодарю, дорогая. – Слотник сделал глоток из кружки с кофе и поставил ее на кофейный столик перед собой. Эвелин осела в кресле на двоих, в маленьком зазоре рядом со Слотником, напротив Концеппера. – Ты же помнишь, что такое Налогообложение весной, – продолжил Слотник, чуть причмокивая и смакуя кофе во рту. Слотник всегда поражал Концеппера как человек, обожающий вкус собственной слюны.
