– Да что ты говоришь.
– И вот, кроме всего прочего, поскольку толстая женщина с космами и термосом видела, как мужчина сообщает другим трем женщинам, что он их любит, и делает заявки на близость, краем глаза, и жмется к стенке вагона в тени, и когда она понимает, что мужчина на нее просто взглянул, не более, у нее, очевидно, едет крыша, ее все это сильно тревожит, и она бросается к двери вагона, бросается так быстро, как может, то есть не очень быстро, потому что теперь становится ясно, что у нее одна нога примерно вполовину короче другой, и все-таки она бросается, и вагон как раз выезжает на станцию, и дверь открывается, и женщина пулей вылетает на платформу, и в чрезмерной спешке роняет старый термос, который сжимала в руке, и тот катится по платформе и в конце концов глухо ударяется о ногу мужчины, и тот его поднимает, и это всего лишь старый черный металлический термос, но на дне есть кусок изоленты, и там мелким милым почерком написаны имя и адрес, которые, предполагаем мы с мужчиной, относятся к женщине, в Бруклине, и вот мужчина решает вернуть женщине ее термос, поскольку, вероятно, если бы не он и его психологически несообразное поведение, она бы его вообще не уронила. Кроме того, кабинет любовного терапевта тоже в Бруклине.
И вот мужчина добирается до кабинета любовного терапевта, и вообще-то в обычных условиях никто его так просто до любовного терапевта не допустил бы, потому что она, очевидно, и правда великий и уважаемый любовный терапевт, и необычайно занята, и ее график расписан на месяцы вперед, но, как выясняется, секретаршей у любовного терапевта – неистово вожделенная женщина, и мужчина немедленно и непроизвольно влюбляется в нее до беспамятства, и начинает непроизвольно читать ей любовную лирику, пока не отключается, не падает в обморок от интенсивности любви, причем падает на ковер на полу, и секретарша вбегает в кабинет и рассказывает любовному терапевту, что́ же произошло, что это определенно чувак, которого нужно принять вот буквально сразу, там же, на ковре, и вот любовный терапевт пропускает обед, на который она как раз собиралась пойти, и они поднимают мужчину с ковра в приемной, перетаскивают в кабинет, отпаивают холодной водой, и любовный терапевт сразу же его принимает.
И выясняется, что любовный терапевт столь велика, среди прочего, потому, что обычно раскусывает чью-то любовную проблему до кости за один прием и не водит пациента за нос месяц за дорогущим месяцем смутными посулами прорыва, каковой подход мы оба, я полагаю, более чем способны оценить, и любовный терапевт раскусывает проблему мужчины до кости и говорит ему, что, как ни удивительно, дело не в слишком мощном психологическом любовном механизме, а в том, что кое-какие его важные свойства на деле слишком слабы, ведь настоящая любовь велика в том числе способностью различать и решать, кого и на базе каких критериев любить, а мужчина этой способности очевидно лишен – как мы видим, мужчина воспылал глубоким и изощренным чувством к секретарше, даже не будучи с ней знакомым, и уже сказал «я вас люблю» любовному терапевту, ей самой, где-то десять раз, машинально. Что мужчине нужно, говорит любовный терапевт, так это усилить любовно-различительный механизм, пребывая в женской среде и стараясь ни в кого не влюбиться. А поскольку сперва мужчине будет, конечно, трудно, любовный терапевт предлагает ему начать с поисков женщины, настолько абсолютно и совершенно невожделенной, как внешне, так и внутренне, что будет не слишком сложно удержаться от любви к ней сразу же, ну а потом следует бывать рядом с ней столько, сколько возможно, чтобы усилить механизм, позволяющий мужчинам бывать рядом с женщинами, необязательно в них влюбляясь. И мужчина обалдевает от одного-двух тумаков неистово вожделенной секретарши и мудрой, доброй, явно более чем компетентной и вместе с тем очень даже сексуальной женщины – любовного терапевта, но задняя часть его мозга, часть, отвечающая за базовое самосохранение, знает, что все не может оставаться так, как было, и мужчина решает попытаться последовать совету любовного терапевта, и тут случайно бросает взгляд на термос, который все так и держит, и видит кусок изоленты с именем и адресом женщины с термосом, и эпифанически вспоминает происшествие в метро, и осознаёт, что женщина с термосом – первая кандидатка для нелюбви, и в плане волос космами и неодинаковых ног, и в плане озабоченности, и в конце сцены мы видим, как мужчина задумчиво глядит на термос, а потом на любовного терапевта.
– Как поживает жвачка?
– Еще одну, пожалуйста.
– Вот.
– …
– Жвачка помогает?
– Ты слышала, чтобы я жаловался?
– Действительно.
– И вот следующая сцена, несколько дней спустя: мужчина и женщина с термосом гуляют по Центральному парку, или скорее он гуляет, а она хромает, и держатся за руки, и для мужчины это просто дружеское платоническое держание за руки, хотя мы не уверены, какое это держание за руки для женщины с термосом, и нам дают понять, что мужчина пошел по адресу на термосе, поговорил с женщиной и, после достаточно долгого времени и множества визитов, в какой-то мере пробил ее поистине патологическую стеснительность и интровертированность, хотя лишь в какой-то. И вот они идут рука об руку, хотя это неудобно, у женщины патологическая нужда всегда быть в тени, так что они постоянно рыскают по всему Центральному парку, чтобы найти тень, в которой она сможет гулять, и еще у нее патологическая нужда чем-то закрывать шею, и она постоянно придерживает пальцем один из явно бесчисленных своих шарфов, и еще она странным образом хочет, чтобы мужчина видел только правую сторону ее лица, а левую она ему вообще никогда не показывает, так что мужчина всегда видит ее только в профиль, правый, и когда он время от времени меняет направление и движется относительно женщины, та неизменно разворачивается и пускается на любые ухищрения, лишь бы оставаться к мужчине правой стороной лица.
– …
– А еще она кажется взаправду холодной и лишенной эмоциональных привязанностей к кому-либо, помимо себя, исключая свою семью, которая живет в Йонкерсе, но, пока мужчина всячески упражняет свой любовно-различительный механизм, начинает бывать рядом с этой женщиной и узнаёт ее все лучше и лучше, ему становится ясно, что на деле она хотела бы привязываться к людям вне себя, очень сильно, но не может, по некой странной причине, которую мужчина не в состоянии уразуметь, понимая тем не менее, что та как-то связана с тенями, шарфами и профилями.
– …
– И происходит забавная штука. Женщина с термосом начинает мужчине нравиться. Он ее не любит, она ему нравится, чего мужчина раньше никогда не испытывал и что находит необычным, так как теперь он, среди прочего, направляет на настоящего другого человека куда больше психологического внимания, чем раньше, при прежней неконтролируемой страстной любви, и ему небезразличен целый другой человек, включая грани и качества, которые с мужчиной не имеют вообще ничего общего. То есть подразумевается, случилось то, что мужчина впервые в жизни взаправду привязался к кому-то вне себя, что раньше он на деле никогда и ни к кому так не привязывался, что его склонность к интенсивной любви, которая на первый взгляд могла показаться типа абсолютным привязыванием, на деле была отсутствием привязывания, в принципе, и по результатам, и, действительно, как косвенно следует из простенького психологического анализа, по подсознательному намерению. Именно неспособность реализовать различительное свойство любви во внешнем мире удерживало мужчину от привязывания к внешнему миру, так же как женщину с термосом удерживала от привязывания загадка тени, шарфа и профиля.
