– Ну хоть ты узнала, что такое работа, для разнообразия, – сказала Юдифь Прифт, перелистывая журнал.
– В мой обеденный перерыв Кэнди тоже так страдала?
– Откуда мне знать, хотела бы я знать? У меня своих забот полон рот. – Юдифь Прифт увлажнила палец и перевернула страницу. На белой стойке рядом с консолью Юдифь стояли банка «Тэба»
[65] с оранжево-красной помадой вокруг дырки и вязаная сумка тусклых цветов. У Линор имелись имбирный эль и четыре книги, все это она даже не потрудилась открыть.
Где-то зазвякало и засвистело. Из черной линии теней к кабинке коммутаторной вышел Питер Аббатт.
– Хола
[66], – сказал Питер Аббатт.
– Вы, – сказала Линор, перекрывая гудящую консоль, – вы сию же минуту почините наши линии.
– Невероятно гадкая проблема, – сказал Питер Аббатт, огибая стойку и заходя в кабинку. Юдифь Прифт подвзбила руками прическу с обеих сторон. – Контора в исступлении, – сказал Питер. – Возможно, вам будет любопытно узнать, что так плохо не было с восемьдесят первого года, с мартовского бурана, когда все-номера-Кливленда-загадочным-образом-были-все-время-заняты, а если говорить без связи с бураном, так плохо в Кливленде не бывало еще никогда.
– Какая честь.
– Гемор, я уверен, лучше отражает ситуацию, – сказал Питер Аббатт.
Юдифь Прифт глянула на Питера.
– Как дела?
Питер глянул неприветливо:
– Буэно
[67].
– Так это консоль? – спросила Линор, осматривая консоль так, будто та заразная. – Поэтому к нам пришли вы, а не туннельщик?
– Я тут чисто для пиара, – сказал Питер, вновь уставившись в Линорину ложбинку. – Побывал в кафе «Большой Бэ-Эм», а до того был в «Пещере Бэмби», которая, кстати, ого-го что песец. И надо видеть Большого Боба Мартинеса в его кафе. Зол как черт. А еще я переговорил с вашим главным чуваком наверху, только-только, мистер Кипуч, мушка с брюшком в беретике, с двойным подбородком?
– Обломинго, – сказала Юдифь Прифт.
– Так это консоль? – спросила Линор.
– Мы полагаем, что нет, – сказал Питер Аббатт. – Мы всё еще полагаем, что это туннели. Иначе почему страдают пункты за пределами поля доступа вашего коммутатора?
– Полагаете? Вы полагаете?
– О, весьма особый взгляд на прошлую Олимпиаду! – сказала Юдифь Прифт в журнал «Народ».
– Ну да, – сказал Питер Аббатт. Недовольно постучал пальцем по клещам для зачистки проводов.
– Но туннельщик ничего не нашел?
– Ну, в Туннельном свои проблемы, правда, и это ни разу не помогает «Дуплексному кабелю» эффективно разбираться с проблемой обслуживающих работ, – сказал Питер Аббатт.
– Проблемы.
– Туннельщики чудилы. Туннельщики часто слюнтяи. Судя по всему, решили свалить ненадолго, порыбачить там, на блядки, что-то такое. Они даже женушкам позабыли сказать, куда поехали, и мистер Ацтойер, он завтуннельным, тоже, ясен пень, зол как черт.
– Погодите. Тут кошмарная туннельная проблема, которая тормозит нас вообще по всем фронтам…
Юдифь Прифт чихнула.
– …Но у «Дуплексного кабеля» внезапно, а мы вам платим за обслуживающие работы, нет спецов, чтобы починить наше оборудование? Так, что ли?
– Вообще-то я в пиаре как свинья в апельсинах, – сказал Питер Аббатт.
– Какая-то херня, – сказала Линор.
– Вы позволите заметить мимоходом, что у вас невероятно красивые ноги? – сказал Питер Аббатт.
– Свежо, – сказала Юдифь Прифт.
– Свежо?
– Идите в наш туннель, – сказала Линор Питеру Аббатту. Консоль гудела как свихнутая. Линор совсем недавно приноровилась игнорировать ее, когда надо. – Идите и чините наше оборудование, сейчас же. Я уверена, вам все скажут спасибо, особенно, я так понимаю, страшно занятые девушки в «Бэмби», если вы меня понимаете. Или пусть мистер Ацтекер идет и чинит.
– Ацтойер.
– Ацтойер.
– Мистер Ацтойер не может никуда пойти, он в инвалидной коляске. Сломал позвоночник в кризис во время бурана в восемьдесят первом. И я вниз тоже не могу. С туннелями шутки плохи, они такие нежные. Они, чтоб вы поняли, как нервы, а город – как тело с нервной системой. Я пойду, постучу тут и там, запутаю все еще хуже, и где мы все окажемся? С нервами шутки плохи, если ты не профи. Туннельщик должен быть адски искусен.
– Даже если он слюнтяй.
– Верно.
– Песец, – сказала Юдифь Прифт в журнал. – Песец. Паренек, послушай-ка.
– Я уверена, что мистер Кипуч официально уведомил вас, что коллективу «Част и Кипуч» все это уже вот где, – сказала Линор.
– Паренек, послушай. Копейка Спасова. Копейка Спасова, – сказала Юдифь. – Суперзвезда.
– Кто? – спросил Питер Аббатт.
– Копейка Спасова, русская девочка, гимнастка, которая везде берет все золотые медали. Тут пишут, она в следующую пятницу приедет в Кливленд. Будет выступать.
– Можно посмотреть? – попросила Линор. Консоль на миг умолкла. – Блинская макрель, – сказала Линор. В журнале «Народ» имелось фото Копейки Спасовой с сеульской Олимпиады 1988 года: гимнастка вращалась вокруг разновысоких брусьев, держась за них одними пальцами ног. – Она просто класс. Я смотрела по телику.
– Тут сказано, она приезжает на выступление, спонсируемое «Детским питанием Гербера», в холле Башни Эривью, – сказала Юдифь.
– «Рекламную кампанию гиганта младенческого питания запустит гимнастка повышенного спроса Копейка Спасова», – прочла Линор вслух, – «отец и тренер которой Рубль Спасов недавно подписал с фирмой договор об оказании рекламных услуг на, как сообщают источники, фантастическую сумму». Это же через считаные дни.
– Реклама детского питания? – спросил Питер Аббатт.
– Ну, ей же всего, кажется, восемь лет, она очень маленькая, – сказала Линор. Снова глянула на журнал. – Папе это все точно не понравится. Гербер опять его обошел. И прямо здесь, в Кливленде.
– Как вообще коммунистка может рекламировать что-то в Соединенных Шэ-А? – спросила Юдифь Прифт. – Я думала, в России за такое расстреливают.
– Она уже не в России, – сказала Линор.
– А, точно, это та, чей отец – сраный гад.
– Ренегат.
– Точняк!
– Да.
– Мне пора. Мне пора пиариться в зоомагазине «Пятачки и перья», – сказал Питер Аббатт. – Вот получим компетентный доступ в туннели – и наступит вам ублажение, это я вам откровенно гарантирую.
