– Слушай, Линор, а может, на автобус? Прикола ради? Что скажешь?
– Издеваешься? Знаешь, какие там толпы во внутренней зоне? Сегодня суббота, если ты вдруг забыл. Давай останемся у старого доброго озера, здесь.
– Что за идея фикс насчет близости к озеру?
– …
– Короче говоря, мы узнаём, что по-прежнему валяющийся в обмороке психотерапевт на своих сессиях внушил до боли прекрасной женщине, будто корень всех ее психологических бедствий – продолжающиеся сексуальные заигрывания и эротические ситуации, с которыми женщина неизбежно сталкивается, пока идет по жизни в коллективной общественной среде Индианаполиса, где и живет, и проблема состоит в том, что, а, в сексуальную идентичность женщины без перерыва эротически колотятся другие члены индианаполисского социума, каковую социальную единицу психотерапевт искренне презирает, но, и это бэ, поскольку самой женщине не удается развить достаточно сильное ощущение «Я» и внутреннего мира, она не в состоянии различать, на какие именно из беспрерывного потока заигрываний реагировать, и позволяет им как угодно воздействовать на упомянутое внутреннее «Я» и чувство значимости.
– Мой нос сгорит на солнце. Я уже чувствую, как он загорается.
– Полагаю, ты хочешь, чтобы я спросил про гимнастку. Я прочел довольно язвительный отзыв в «Дельце».
– Слушь, если хочешь поговорить, а то и побеседовать, отлично, потому что нам это реально нужно. Давай присядем прямо тут на песочек и…
– Нет-нет, погоди. Не сейчас. Мы все еще болтаемся.
– Прости меня?
– Возвращаясь к: контекст дает нам понять, что на деле психотерапевт в лучшем случае тронулся умом, а в худшем просто злодей, и что хотя он заманил до боли прекрасную, но озабоченную женщину в самую чащу хвойной внутренней индианской глуши, якобы поговорить по душам, тет-а-тет, о ее чувстве «Я» и его же силе, якобы подальше от всех этих тревожных внешних эротических заигрываний, докучающих женщине в коллективном социуме, в действительности психотерапевт реально хотел всего лишь соблазнить бедную женщину, каковое соблазнение сразу и предпринял, причем на редкость неуклюже, в ту минуту, когда двое удалились в дремучесть за пределы слышимости цивилизации, и этому вот соблазнению, при всей его неуклюжести, бедная не уверенная в себе двусмысленномерная женщина была не в силах противиться, и оттого большую часть двух суток психотерапевт и женщина провели, сношаясь как безумные хорьки, на кровати из мягких сосновых иголок, покрывающих хвойную глушь, и вообще-то именно в спазмах одной сношательной сессии магнитный блокнот психотерапевта упал на и с потенциально катастрофическими последствиями повредил компас женщины, каковой был единственным имевшимся у наших походников средством ориентирования.
– …
– Катастрофа оказалась лишь потенциальной, разумеется, из-за своевременного вмешательства после напряженной, сосновосмолопоедательной недели или около того дантиста-теоретика и его отряда скаутов, каковое вмешательство и спасение исторгает разлив нарратива, объяснения и контекста из женщины, которая явно залипает на дантиста с первого взгляда, пусть даже у него наблюдается незначительное выпадение волос, но, так или иначе, разливание и залипание, не говоря об исходной болезненной прекрасности, исторгает ответный поток эмоций из дантиста, а он вдовец; и вот в сомнительном, однако не напрочь неуместном пассаже нам сообщается, что некое нарождающееся любовное растение пускает хрупкий и уязвимый зеленый росток или два, сквозь безлюдную хвойную почву между женщиной и дантистом, пока, сплошь вокруг них и любовного ростка, скауты топчутся и выполняют сложные, связанные с получением почетной нашивки задания, и прокладывают изысканные обратные маршруты, включая передвижение по свету эзотерических туманностей, и предлагают тащить порядком истрепанного психотерапевта обратно до цивилизации на каталке на санном ходу из веток, смолы и плетеных сосновных иголок.
– Рик, а вдруг это и есть знак?
– Подожди до кульминации.
– Нет, Рик, вот. Видишь? Следы ног, но вокруг каждого четыре дырки, будто от ходунков старого человека, утопавших в песке. А вдруг этот кто-то так и шел, с ходунками?
– Думаю, нет. Думаю, человек просто прокладывал курс через поле солнцезащитных зонтиков. Эти дыры не кажутся мне следами от ходунков. Кроме того, это бездюнное место, как ты могла заметить.
– Наверно, ты прав…
– В общем, если рассказывать короче и завлекательнее, дантист-теоретик и до боли прекрасная женщина женятся. Они безумно, неконтролируемо влюбляются друг в друга и решают соединиться навсегда, и женщина рассказывает дантисту обо всем комплекте своих неврозов, и дантист невероятно сострадателен и говорит, что ему все равно, и идет и проводит долгую беседу с наконец-то физически восстановившимся психотерапевтом, и прощает его за злоупотребление совсем беззащитной пациенткой, и только из сострадания и добродетельности просит его быть шафером на надвигающейся свадьбе, свадьба надвигается, и от благоразумия дантиста у психотерапевта с души сваливается понятно какой камень, но только он, психотерапевт, все еще дико страстно увлечен до боли прекрасной женщиной, и потом даже во время свадьбы – на которую пришли, среди прочих, брат дантиста, весь огромный индианаполисский клан женщины и все мало-мальски известные светила теоретической стоматологии – психотерапевт тайком улыбается, посмеивается и щупает тело женщины под свадебным платьем.
– Я устала.
– Каковое щупание на данный момент тщетно, потому что хотя женщине все еще патологически потребны сексуальные интерес и активность, чтобы сдержать буйные невротические припадки, упомянутая потребность, скажем так, ублажается адекватнее некуда дантистом-теоретиком, в котором прекрасная женщина вновь пробудила порыв страсти и позыв к близости, каковых дантист не чувствовал с юности, когда только-только вышел из скаутов. И далее большой кусок текста посвящен рельефным описаниям процессов, подразумеваемых всеми этими вновь пробужденными порывами и ублаженными нуждами, и часть наиболее ярких, в смысле, процессов включает некие стоматологические инструменты, способы использования которых – хотя психологически невинные и, значит, в конечном итоге нормальные, – лежат далеко за пределами дичайших фантазий среднего дантиста. Если ты следишь за дрейфом моей мысли.
– Может, тебе надо дрейфовать поживее. Я правда хочу с тобой поговорить.
– Я это чую, Линор, поверь мне. Давай сделаем это в предложенном контексте.
– Ну так не тяни с этим контекстом.
– И вот дантист-теоретик и до боли прекрасная женщина женятся и достигают поистине умопомрачительных уровней близости, и ни один партнер не отвергает ничто из того, чего хочет другой, как нежелательное или шизанутое, и женщина непомерно счастлива, ибо дико влюблена в этого, пусть далеко не ровесника, но все-таки чрезвычайно впечатляющего дантиста-теоретика, и все ее патологические нужды ублажаются на психологически и социально приемлемых основах. И дантист-теоретик непомерно счастлив, потому что люто и беззаветно любит до боли прекрасную женщину, а ублажение ее неимоверных нужд для него тоже вовсе не пытка. И жизнь их чудесно проста.