– Я отлично, спасибо. Сестра говорит, вы что-то хотите мне сказать.
– Да.
– Можно спросить, что именно?
– Трое мужчин идут в лес и разбивают там лагерь. Один готовит всю еду, но мужчины договариваются, что, если второй или третий пожалуется на то, как готовит первый, тот, кто пожаловался, автоматически берет готовку на себя.
– Не уверен, что понимаю, Патриса.
– Повар готовит и готовит, а его товарищи улыбаются и говорят: «Как вкусно!» – и они продолжают жить в лесу. И повар быстро устает от готовки и хочет, чтобы кто-то пожаловался и освободил его от поварских обязанностей, но только жалоб не поступает. Тогда повар намеренно подает переваренную еду, или подгоревшую, или жесткую, или сырую. Но его товарищи по-прежнему всё съедают и умудряются улыбаться. Вскоре повар начинает класть мыло в кофе и забрызгивает все блюда грязью, но товарищи повара изо всех сил стараются не жаловаться.
– Это анекдот? Это анекдот, Патриса, я догадался.
– В конце концов повар злится, потому что устал готовить, он идет в чащу, находит горку лосиных какашек, приносит их в лагерь и жарит, и подает на обед вместе с мыльным кофе. И товарищи повара приступают к трапезе, и повар выжидающе улыбается, и они едят очень-очень медленно, и переглядываются с каменными лицами. Наконец один из них кладет вилку и говорит повару: «Эй, Джо, боюсь, я должен сказать тебе, что эти штуки по вкусу совсем как лосиные какашки. Но вкусно».
– Ха-ха.
– Ха-ха.
– Патриса, это изумительный анекдот. Где вы его слышали? Вы его сами придумали?
– Мне рассказал сын.
– Ну разве это не прекрасно, Патриса.
– Да.
– Когда именно он рассказал вам этот анекдот?
– Думаю, анекдот вроде этого стоит вдоха, верно же?
– Абсолютно согласен.
– Я тоже так думаю.
/б/
11 сентября
Конец – ночной пожар
Еще одна майская ночь, ибо май не кончается никогда. Вот улица, что должна быть темной. В порыве света видно: цемент на улице новый и грубый. У части домов пока нет газонов. Все деревья юны, тонки и поддерживаются сетями веревок и столбиков. Они мерцают и хлещут воздух на световом ветру.
Этот ветер сложен из горячих искр. Искры парят, кружат и гибнут в саванах ими же творимого света. В конце улицы вздыхает горящий дом. Дом похож на все остальные дома на улице. Он горит. Огонь исходит из всех и каждого отверстия дома и рвется вверх. Огонь проделывает в доме все больше отверстий и рвется из них вверх, и дом вздыхает и оседает. Жар огня такой, что забор вкруг газона раскален докрасна и газон близ забора варится заживо.
Дом начинает рушиться в свой же огонь. Пламя исходит из всех отверстий. Звук такой, будто комкают бумагу. Кожа на лице стягивается. Огонь не возьмешь под контроль, и дом втягивает весь воздух улицы и, вздохнув, рушится внутрь себя. Это длится вечно. Всё рушится внутрь себя, медленно, как перышки.
Из двери дома вылетает птичка, пламенеют перышки ее хвоста. Она рвется в небо, летает кругами. По спирали воспаряет всё выше и выше в небо, пока ее свет не сплавляется с блестками звезд. Вниз, на газон, падает штопором пучок сгоревших перышек.
Ноги бегут по газону, сквозь пылающие перышки. Концеппер и Эвелин Слотник, держась за руки, убегают в ночь, и горят их волосы. В свете собственных волос они – ветер. Ярко срезая углы в черно-квадратных кварталах пригорода, они бегут ничтожные километры к бассейну Слотников. Заборы пунцовеют и рушатся. Низко летит самолет. Пассажиры смотрят вниз и все это видят. Они видят сплошной сияющий пруд огня, проливающийся на газоны и творящий саваны игольного света, что воспаряет к самолету и исчезает при соприкосновении. Видят две застигнутые врасплох оранжево-огненные точки: те движутся слишком быстро через черные сады и исписанные заборы, стремясь к почке чистой новой голубой воды, что видна прямо впереди, подсвеченная снизу. Всё заснято навеки на качественную пленку.
/в/
Одно весло упало в воду, Нил Обстат-мл. дернулся за ним, сшиб свою банку пива, и то с шипением брызнуло на его штанину. Он попытался вставить тяжелое весло обратно в уключину.
– Разрази тебя господь, – сказал он.
– Просто держи сволочь ровно, Нил, – сказал Ланг Встанг-Шланг.
– Блин, – сказал Обстат. Люди, усердно рыбачившие на соседней гребной лодке, возмутились тем, что кто-то баламутит воду, и показали Обстату средний палец.
Ланг сидел на носу лодки, которую они с Обстатом взяли напрокат в Центре проката лодок и лицензий на рыбалку в Гигантской Огайской Супер-Пустыни Оригинального Дизайна за, по мнению Ланга, поистине преступные деньги.
– Вся эта хреновина просто бляцки окоммерчилась, – сказал он Обстату. Тот пожал плечами и взялся за пиво.
В имевшийся у него бинокль Ланг наблюдал за Линор Бидсман и Риком Кипучем, которые брели по краю озера через реально разоренную и отталкивающую часть Пустыни. Несмотря на субботние толпы, Линор была легко различима благодаря ярко-белому платью, и, конечно, то же касалось беретки Рика Кипуча. Ланг и Обстат плыли глубоко в озере. Обстат должен был грести так, чтоб они оставались на одной линии с Линор и Риком.
– Что ты видишь? – спросил Обстат, держась за весла.
Когда Рика и Линор поворачивало в нужную сторону, Ланг видел их лица, но все равно не понимал, что́ они говорят. В основном они молчали. Линор двигалась сквозь глубокий песок довольно легко, а вот Рик Кипуч, видел Ланг, испытывал трудности и временами, чтоб не отстать, спешил вприпрыжку. Линор то и дело просила его глядеть на часы, словно время истекало. Была середина утра, стояла теплая для сентября погода. Вокруг Линор и Рика сплетались и расплетались толпы. Кто-то у самой воды продавал черные футболки так зычно, что Ланг ясно слышал каждое слово.
Ланг держал бинокль одной рукой. Другая болела сегодня просто адски – не надо было прошлой ночью крутить ключи от машины на травмированном пальце. Ланг подумал, что в рану от укуса попугая могла попасть инфекция.
– Сучья птичка, – сказал он.
Обстат кряхтел и ругал весла. Они то и дело стукались о борта лодки. Ланг и Обстат явно подсекали чужие лески, и людей в других лодках это реально бесило, но Ланг велел Обстату не удостаивать их вниманием.
– Не забудь, ты даешь мне пару раз глянуть на неземные ноги, топчущие дюны, – задыхался Обстат, налегая.
– Они вот-вот заведут бляцки серьезный разговор, – сказал Ланг.
/г/
– Я абсолютно настаиваю: попроси меня рассказать историю.
– В мои кеды набился чертов песок.
– Линор…
– Эй! Смотри, куда ступаешь, Христа ради!
