Посвящение было точным, поскольку роман определенно написан в диккенсовском духе. Глухонемая героиня, которую называют Мадонной, потеряла слух и способность говорить, исполняя конный трюк в цирке. Один из ключевых персонажей — Валентайн Блайт, художник «несколько умозрительного пошиба», не имеющий определенного стиля, его жена настолько тяжелый инвалид, что даже не может встать с кровати. Коллинз убедительно рисует ограниченный, замкнутый мир викторианской женщины, описывая повседневную жизнь Мадонны и миссис Блайт, но в этом романе он более озабочен социальным аспектом их жизни, а не эмоциональным парадоксом, когда «терпение и веселость [страдающих женщин] порождены их тяжкими телесными недугами». Еще один важный персонаж — Мэтт Марксман, появляющийся в черной шапочке, плотно облегающей голову, словно с него сняли скальп коренные американцы, он ищет потерянную дочь своей покойной сестры, которая, по любопытному совпадению… Романы Уилки Коллинза буквально вскипают от густоты любопытных совпадений.
Первая часть книги посвящена тому, как прячут факты и создают тайны, и это позволяет Коллинзу обрушиться с нападками на те формы викторианских условностей, которые в прошлом оказывали влияние и на его жизнь, от субботничества до офисной работы в чайной компании. Вторая часть посвящена поиску истины, которая становится известной лишь при накоплении достаточного количества свидетельств. Такие главы, как «Находка ключа», «Надвигается буря» и «Больше открытий», определяют общий тон романа.
«Игра в прятки» — книга увлекательная и энергичная, хотя ей не хватает интенсивности и фатализма «Бэзила»; здесь больше случайностей, а задорная манера повествования не лишена легкомысленности. Однако и тут присутствует доля саспенса — особого напряжения, типичного для всех историй Коллинза. Создавать такое напряжение было его величайшим даром. Роман отлично выстроен, он концентрируется вокруг запутанной интриги. Коллинз был больше мастером сюжета, чем психологических характеров.
После завершения романа Коллинз провел шесть летних недель в Булони, в гостях у Диккенса и его семьи. Диккенс написал ему с виллы Кам-де-Друат, что ненадолго приедет в Лондон, и пригласил присоединиться к нему, когда будет возвращаться во Францию. В британской столице он был готов «предаться любезной распущенности и неограниченной свободе», и Коллинз определенно был подходящим партнером для такого времяпровождения. Они выехали в Булонь в конце июля и там проводили дни за более спокойным, домашним досугом: играли в шары и запускали с детьми воздушных змеев.
Относительная неудача с продажей тиража «Игры в прятки» и неопределенность перспектив романистики на фоне продолжающейся войны побудили Коллинза заняться «экспериментами в области драмы» с целью заработка. Сотрудничество с Ричардом Бентли становилось все менее надежным, у издательства возникли финансовые затруднения, Бентли предложил Коллинзу выкупить у него авторские права на «Антонину» и «Бэзила», но Коллинз, и сам переживавший нелучшие времена, отказался. Итак, он взялся за пьесы. Но сначала он написал короткий рассказ для рождественского выпуска Household Words, а на праздниках играл с детьми Диккенса в пантомиме, устроенной в Тэвисток-хаусе. За склонность ко всему итальянскому Диккенс прозвал его Уилкини Коллини.
Однако основное внимание и все свое время Коллинз уделял теперь мелодраме под названием «Маяк». Сюжет был уже готов, еще двумя годами ранее Коллинз использовал его в коротком рассказе, написанном для того же Household Words. Первоначальная версия, «Женитьба Гэбриела», представляла собой историю об отчуждении между отцом и сыном, вызванную тем, что сын считал своего отца убийцей; в соответствии с характерными для Коллинза внезапными поворотами истории предполагаемая жертва оказывалась живой, и это составляло одну из интриг романа. В новой версии Коллинз переносит место действия из Бретани в Англию, на маяк Эддистоун, и передвигает события во времени на столетие ранее. Рассказ послужил источником и для самого знаменитого романа Коллинза «Женщина в белом». «Женщины в белом! Женщины в белом!.. Вы увидите их яркими, словно выхваченными из мрака вспышкой молнии, могущественными, как ангелы, рыдающими, как ветер над морем, в длинных белых облачениях…» В тот же период Коллинз сочинял и другую пьесу, в пяти актах на основе «книги», но не ясно, какой именно; предположительно, это была авторская инсценировка не то романа «Бэзил», не то «Игры в прятки», сделанная ради дополнительного заработка.
В феврале 1855 года Уилки Коллинз поехал с Диккенсом в Париж, но заболел вскоре по прибытии; они остановились в отеле «Мёрис», окна которого выходили на Тюильри. В письме к свояченице Диккенс упоминал, что Коллинз пребывает в «странном состоянии». «Я гуляю по всему Парижу, а инвалид сидит у очага или в кафе». Но все же они каждый вечер выходили на ужин в хорошие рестораны, посещали театры.
Природа заболевания неизвестна, а в письмах к матери Коллинз вообще не говорит на эту тему. Вероятно, у него были основания для такого умолчания. По возвращении в Англию Коллинз еще не совсем оправился, и Диккенс писал: «Надеюсь, вы вскоре сможете увидеть земли за пределами хантерианского океана». Джон Хантер — английский хирург, автор «Трактата о венерических заболеваниях», а «океан» мог быть легкомысленным указанием на чрезмерно обильное мочеиспускание, вызванное уретритом или гонореей. Коллинз вернулся к себе домой в середине марта и в письме к Неду Уорду упоминал свою болезнь как «долгую историю, которой не буду теперь вас утомлять». Он был способен гулять не дольше получаса. Даже в середине апреля он еще не вполне выздоровел. Так что можно допустить, что на этот раз он страдал от последствий венерической инфекции, а не от привычной подагры или невралгии; известно, что некоторые половые заболевания провоцируют развитие симптомов артрита, которые сохраняются в течение нескольких месяцев и могут возникать повторно годами. Воспаление глаз также типично для таких болезней, если по неосмотрительности касаться руками сначала пениса, а потом глаз. Следовательно, одной из причин слабого здоровья Коллинза могло быть раннее проявление уретрита, вызванного венерическим заболеванием.
Всю весну он работал над пьесой «Маяк» и в мае показал рукопись Диккенсу. Старший романист заинтересовался тем, что назвал «традиционной мелодрамой в старом стиле», и даже решил сыграть главную роль Аарона Гарнока, смотрителя маяка, исполненного раскаяния в связи с его предполагаемым участием в убийстве, страдающего от того, что один из зрителей назвал «ужасным чувством кровавой вины». Диккенс построил сцену для спектакля в детской классной комнате в Тэвисток-хаусе, там могло разместиться до двадцати пяти зрителей. Репетиции начались через две недели после того, как Диккенс прочитал пьесу, они проходили ежедневно в семь вечера, и старший сын Диккенса вспоминал позднее, как тщательно продумывал его отец различные сценические эффекты. Металлический лист использовали для раскатов грома, перекатывание пушечного ядра создавало шум моря, ударяющего об основание маяка. Кларксон Стэнфилд, известный художник-маринист, написал декорации. Был даже приглашен оркестр. Спектакли проходили в течение четырех вечеров начиная с 16 июня 1855 года, среди актеров были Август Эгг и сам Коллинз.
Это был триумф, по крайней мере, некоторые из зрителей плакали, что само по себе замечательно. Диккенс отметил, что спектакль стал «главной темой разговоров» на приеме у лорда Джона Рассела. Ожидаемого коммерческого успеха это предприятие Коллинзу не принесло, но два года спустя «Маяк» поставили в театре «Олимпик» на Уич-стрит рядом со Стрендом. Таким образом, пьеса стала первым профессиональным драматическим сочинением Коллинза и открыла для него театральную карьеру.
