Коллинз представляется в уже знакомой роли злополучного путника, маленького человека посреди огромного графства. Когда он спускался в медную шахту в Боталлаке, за ним взялся присматривать проводник. «Позвольте мне провести вас лишь до предела, который я сам выберу, — сказал он, — и вы будете в полной безопасности».
Коллинз писал книгу в кабинете дома 17 по Ганновер-террас, рядом с Риджентс-парком, куда переехала во время его путешествия Хэрриет Коллинз. Здесь он прожил следующие шесть лет — в большом и просторном здании, в районе, где, как считалось, был здоровый воздух. О размерах дома можно судить по тому факту, что в 1852 году семья смогла устроить прием с танцами для семидесяти гостей. Коллинзы часто приглашали друзей на званые ужины. Холман Хант вспоминал: «Ничто не могло превзойти веселье этих маленьких приемов. Примечательно, что миссис Коллинз редко предпочитала покинуть нашу компанию из-за того, что мы курили после ужина. Мы все усердно трудились, а потом наслаждались обществом друг друга и вели разговоры, только если были в состоянии». Милле считал Ганновер-террас, 17, своим вторым домом. Именно сюда Уилки Коллинз пригласил самого знаменитого романиста в мире.
Он познакомился с Чарлзом Диккенсом весной 1851 года. Они разделяли страсть к любительскому театру, и в тот год Диккенс решил поставить комедию Бульвера-Литтона «Не так плохо, как кажется» ради благотворительности. Диккенс знал Уильяма Коллинза и теперь был счастлив привлечь к своему предприятию его сына.
«Думаю, вы говорили мне, что мистер Уилки Коллинз будет рад сыграть любую роль в бульверовской комедии, — писал он их общему другу Августу Эггу. — И думаю, я говорил вам, что нахожу его весьма желательным рекрутом». Диккенс должен был стать звездой спектакля, а Коллинзу отводилась роль его камердинера.
Диккенс и Коллинз встретились в доме Джона Форстера (позднее тот стал биографом Диккенса) на Линкольнс-Инн-филдс. Диккенс был лет на двенадцать старше Коллинза, но они сразу позабавили друг друга или «произвели друг на друга приятное впечатление» — так они сами это называли; вскоре они стали настоящими друзьями. «Молодые люди» в окружении Диккенса представляли собой пеструю компанию журналистов и начинающих писателей, которые поклонялись святилищу Неподражаемого, но Коллинз, кажется, с самого начала занял более высокое место в системе симпатий старшего коллеги. Они вместе исследовали Лондон в поисках причудливого и загадочного; они посещали театры, ужинали в хороших ресторанах и сотрудничали в работе над рассказами и пьесами. Коллинз уже был завсегдатаем лондонской ночной жизни со всеми ее социальными и сексуальными возможностями, и нет сомнения, что Диккенс был доволен компанией этого талантливого и нестандартного партнера по приключениям — Диккенс называл их странствиями Гаруна аль-Рашида по танцевальным залам и другим увеселительным заведениям. Аль-Рашид был героем «Тысячи и одной ночи», халифом Багдада, который каждую ночь проводил с новой девственницей.
Сначала «Не так плохо, как кажется» должны были играть в лондонском доме герцога Девонширского — Девоншир-хаусе. Предполагалось, что спектакль посетит королева Виктория и другие члены королевской семьи; иначе говоря, планировалось по-настоящему блистательное событие. Диккенс проводил репетиции в обычной своей беспощадной манере — два раза в неделю по пять часов кряду. Премьера состоялась в середине мая 1851 года в присутствии королевы и принца-консорта, а также герцога Веллингтона. Виктория отметила в дневнике, что «все играли в целом хорошо». Диккенс сказал жене, что «Коллинз был восхитительным — великолепно появлялся на сцене, очень хорошо играл, ничего не пропустил». Спектакль пользовался успехом, дальнейшие представления давали на Ганновер-сквер и к концу года организовали тур по провинции, в котором Коллинз выступал в той же роли.
В начале 1851 года Ричард Бентли издал описание приключения Коллинза в Корнуолле — «Странствия вдали от железных дорог, или Записки о пешем путешествии по Корнуоллу», книга вызвала живой отклик, так что два года спустя вышло ее переиздание. Однако Коллинз по-прежнему готов был писать и для прессы. Корокий рассказ «Сестры-близнецы» появился в Bentley’s Miscellany; он примечателен лишь тем, что стал первой попыткой Коллинза сочинить современную мелодраму — в будущем он преуспеет именно в этом жанре. Он также писал эссе и обзоры для Leader, еженедельной газеты радикального направления, — Коллинз был хорошо знаком с ее редактором Эдвардом Пиготтом, его однокурсником по Линкольнс-Инн.
Первое эссе, подписанное собственным именем, «Мольба о воскресной реформе», представляло собой атаку на строгие субботнические взгляды его отца
; многословный текст описывал участь трудящихся и предлагал перспективу ее улучшения путем разрешения невинных развлечений по воскресеньям. Автор утверждал, что музеи предпочтительнее пабов. «Вы открываете двери церквей и указываете им ступать туда. Если рабочий отворачивается, вы немедленно оставляете его на милость питейных заведений с дешевым джином». Помимо этого, Коллинз писал книжные и театральные рецензии для журналов, сохраняя контакты в журналах на протяжении ряда последующих лет.
Тот факт, что Коллинз писал статьи для радикального журнала, часто служит аргументом для характеристики его собственных политических взглядов, если у него таковые были. На самом деле он был весьма либерален в общественно-политическом плане, испытывал отвращение к насилию и конфликтам, демонстрировал умеренное расположение к принципам социализма — как его понимали в те годы, инстинктивно всегда был на стороне притесняемых. В «Опавших листьях» (1879) он писал о них: «Люди, которые усиленно трудились во имя счастья и не получили ничего, кроме разочарования и горя, одинокие, не имеющие друзей, израненные и потерянные». В том же романе главный герой выступает против «тех, кто создает систему обмана, прикрываясь авторитетом банков и компаний», эксплуатируя дешевый труд и рассуждая «в качестве крупного коммерческого авторитета о “формах конкуренции” и оправданных методах бизнеса». И все же остаются сомнения, была ли у Коллинза целостная политическая философия или он оставался вполне обычным викторианским вольнодумцем. «Ненавижу бумажные баталии, — признавался он Пиготту, — даже больше, чем баталии в разговорах».
Религиозные взгляды Коллинза не менее туманны. Точнее всего ему подойдет определение «христианский гуманист», который принимает Христа как Спасителя, но ненавидит все формальные и внешние проявления религии. Особенный гнев вызывали у него евангелисты. Он не принадлежал ни к числу англикан, ни к нонконформистам, ни к католикам, ни к агностикам. В эпоху, когда отсутствие веры было более обычным явлением, чем сейчас предполагают, он не был и атеистом. Он редко посещал церковь, и истинную природу его веры трудно, если вообще возможно, определить. Вероятно, ему по душе пришлась идея антиномизма
: для него характерно счастливое приятие разнообразия мнений и многообразия церквей. Не исключено, что он, как и Карл II, верил, что Бог не накажет его за малые грехи удовольствия.
Наступил момент, когда его можно было считать и журналистом, и писателем, из-под его пера выходил целый поток рецензий и статей. Еще один рассказ, «Касса мистера Рея», был опубликован Ричардом Бентли в «Рождественской книге»; это была синтетическая сезонная комедия в диккенсовском стиле, она понравилась рецензентам, но не читателям.
