На этом образе, написанном в стиле Босха, скорбная покорность Христа противопоставляется кипящей злобе иерусалимской толпы. На балюстраде дворца римский прокуратор, одетый в фантастический наряд, и его безобразные подручные предъявляют народу связанного преступника. Между Пилатом и его узником, которые на удивление похожи и одинаково прикрыли веки или опустили взор к земле, стоит краснолицый воин с рыжей шевелюрой, одетый в желто-зеленое. Хотя в Нидерландах, Англии или германских землях такой цвет волос вряд ли был редкостью, рыжих стигматизировали. Их считали склонными к обману и вероломству. Потому с красно-медными волосами – а заодно с багровым лицом – часто изображали Иуду Искариота, апостола-предателя и главного антигероя христианской традиции. А желтый с XIII в. превратился в главный цвет, ассоциировавшийся с иноверием, ересью и духовной порчей. Самой плохой репутацией пользовался темный, зеленовато-желтый, в какой здесь выкрашена одежда рыжего воина.
Слева, собравшись в круг, о чем-то спорят или сговариваются девятеро мужчин. Один из них держит в руке лист пергамена или бумаги (перечень обвинений? заготовленный приговор?). Вероятно, это иудейские первосвященники и старейшины, которые задумали погубить Иисуса. А под стенами дворца бушует вооруженная толпа в еще более странных одеждах и фантастических головных уборах. Некоторые из их остроконечных колпаков отдаленно напоминают юденхуты – высокие шапки, которые к северу от Пиренеев и Альп с XI по XV–XVI вв. служили главным иконографическим маркером иудеев. Люди вопят, размахивают руками и явно требуют казнить преступника.
По краям жестикулирующей толпы художник поместил два одинаковых знака, которые явно очень важны для понимания сути происходящего. Слева за спинами нескольких человек – толстяка в шапке, увенчанной перевернутым «блюдцем», бородатого воина и еще одного персонажа в черном колпаке – реет желтый флаг. На нем изображено черное шестилапое насекомое. Справа, устремив взор вверх, на скорбную фигуру Христа, стоит седоватый мужчина с острыми чертами лица и длинным носом с небольшой горбинкой. Правой рукой он указывает на желтую нашивку, которая прикреплена к его воротнику. На ней нарисовано такое же многоногое насекомое.
Хотя оно изображено крайне схематично и скорее похоже на муравья, явно имеется в виду скорпион. На исходе Средневековья это ядовитое членистоногое, которое с древнейших времен ассоциировалось с силами тьмы, в католической иконографии служило одним из главных антиеврейских символов. На тысячах изображений Страстей Христовых Богочеловека истязают, ведут к месту казни или распинают воины со скорпионом на флагах, щитах или конских попонах. Этот зловещий знак изобличал коварство и лицемерие богоубийц, а часто и их потомков – средневековых евреев. И главное, тотчас напоминал зрителю-христианину о том, что иудеи служат Сатане – отцу лжи. Ведь скорпион – вместе со змеями, драконами, жабами, летучими мышами, кабанами, котами, леопардами и другими зверями – входил в средневековый дьявольский бестиарий и выступал как одна из «масок» демонов. При этом в других сюжетах – в сценах казней раннехристианских мучеников или на иллюстрациях к хроникам Крестовых походов – такие же флаги или щиты со скорпионом доставались римлянам-язычникам или арабам-мусульманам. В средневековой иконографии разные формы иноверия (infidelitas) часто сближаются, а то и вовсе оказываются неразличимы.
На панели из Индианаполиса скорпион изображен в желтом овале, пришитом к воротнику. Эта деталь, конечно, напоминает специальные нашивки, которые с XIII в. стали вводить для евреев во многих концах Европы. Они были призваны сделать их тотчас опознаваемыми, зримо отделить от христиан и предотвратить недозволенные, в том числе сексуальные, связи между ними. Далекие предшественники желтой звезды, которую в XX в. в покоренной Европе ввели для евреев нацисты, эти знаки выглядели по-разному в разных королевствах и городах. Одним из самых распространенных вариантов был круг или кольцо из желтой ткани. Такую нашивку, тотчас же говорившую всякому, что перед ним иудей, требовалось носить на верхней одежде. Сама форма круга или кольца отсылала то ли к монете (а значит, напоминала об алчности иудеев и/или о 30 сребрениках, за которые Иуда Искариот предал и продал Христа), то ли к гостии (в которой они отказывались видеть Тело Христово и которую, как считалось, нередко похищали и профанировали)
[984].
Как этот знак выглядел, видно на гравюре из популярнейшей «Книги хроник» (Liber chronicarum) Гартмана Шеделя, опубликованной в Нюрнберге в 1493 г. На ней изображено ритуальное убийство 2,5-летнего христианского мальчика Симона, якобы совершенное иудеями в городе Тренто в 1475 г. (V.1). На раскрашенных версиях этой гравюры сразу же бросаются в глаза желтые овалы, пришитые к верхней одежде убийц: у кого-то – на груди, у кого-то – на плечах, а у бородатого Моисея, который всаживает нож в пенис ребенка и развернут к нам вполоборота, – на спине. На панели «Се человек» желтая нашивка явно идентифицировала ее обладателя как иудея. Потому его указующий жест, вероятнее всего, был призван напомнить о возгласе иерусалимской толпы «кровь Его на нас и на детях наших»
[985].
Желтый круг или овал – реальный знак, который приходилось носить иудеям во многих городах Европы, был силой воображения перенесен в новозаветные времена. Средневековые мастера не только не боялись анахронизма, но намеренно использовали его, чтобы лучше донести свое послание, приблизить (сакральное) прошлое к опыту зрителя и соотнести древних врагов Христа с теми, кого в их времена считали врагами христианства – иудеями, мусульманами, еретиками. Однако, насколько мы знаем, на реальных еврейских нашивках никогда не изображали ни скорпионов, ни каких-либо демонических созданий. Скорпион как один из символов дьявола, греха и иноверия появлялся на них только в пространстве иконографии. Желтый овал со скорпионом, нарисованный на плече у одного из иудеев, требовавших распять Христа, – это характерный для средневекового искусства сплав реальности и фантазии
[986].
Знаки, которые маркировали и демонизировали чужаков и любых негативных персонажей на средневековых изображениях, конечно, пересекались с теми, что применяли в реальности, но не были им тождественны. В жизни, как повторяли многие проповедники, зло скрыто, грешник внешне неотличим от праведника, а иноверец одет так же, как христианин. В церковной иконографии, которая была призвана учить вере, отвращать от греха, обличать иноверцев и еретиков, бичевать дьявола, обращать заблудших и – через пример, любовь или страх – спасать души, зло почти всегда было зримо. Демон, представший перед аскетом в облике ангела света, выдавал себя хищными лапами или темными перепончатыми крыльями за спиной; иудеи, которые на улицах городов часто были неузнаваемы и по своему облику не отличались от соседей-христиан, изображались с крючковатыми носами, напоминавшими об их инаковости; воины, истязавшие Христа и мучеников, были как один уродливы, а порой чернолики. В этом изображенный мир неизбежно отличался от реального. Вводя специальные знаки для внутренних чужаков, церковные и светские власти могли ориентироваться на идеал, заданный иконографией, где суть каждого сразу видна, реальность прозрачна и не существует опасной путаницы.
