– Я читал о ней в книгах Валевского. Однако о пропаже иконы он упомянул вскользь только один раз.
– Да, это действительно так. Николай Петрович изучал все, что касается колокола, потому что пытался разобраться с проклятием, понять, угрожает оно семье Виктории или нет. Изучая архивные документы, он нашел упоминание о пропавшей иконе, но она его не интересовала, поскольку не имела никакого отношения к близким ему людям. Меня же встреченное в книге упоминание зацепило, поэтому я и решил познакомиться с автором. Спросить, что ему известно. К сожалению, оказалось, что ничего. Тем не менее я иногда продолжал захаживать к Валевскому, потому что беседовать с ним было интересно. Он искал следы Варлаама, а я был убежден, что Одигитрия до сих пор спрятана там же, где и осколок колокола.
– Откуда вы знаете про икону, если даже краевед со стажем мало что о ней слышал?
Соболев растер лицо руками, словно сильно устал от разговора, который они вели. Впрочем, Погодин его понимал. Тайны прошлого, оказавшиеся неожиданно завязанными на преступления настоящего, высасывали энергию будь здоров.
– Мой дед был директором местного музея, – наконец сказал он. – И он до конца дней чувствовал свою вину за то, что не смог защитить колокол и не уберег Одигитрию, которую считал покровительницей Малодвинска.
– Вашего деда звали Иван Бекетов?
– То есть вы и это знаете. Да, Иван Александрович Бекетов. Он возглавлял Малодвинский краеведческий музей до войны, потом ушел на фронт, где и погиб в сорок третьем году. Моя мама была его младшей дочерью. Конечно, она отца практически не помнила, знала его только со слов моей бабушки, ее мамы. И про Одигитрию бабушка рассказывала, сначала ей, потом мне. Это было чем-то вроде семейной легенды. И я, когда вырос, вообще долго про это не вспоминал, пока не наткнулся на упоминание Одигитрии в книге Валевского. И вдруг понял, что икона до сих пор может быть где-то совсем рядом.
– Могу я уточнить, вы ищете ее для того, чтобы продать и озолотиться? – сухо уточнил Погодин. – Икона шестнадцатого века стоит миллионы.
Соболев посмотрел на него с легкой жалостью.
– Мне не нужны миллионы, – сообщил он, – они у меня есть, и я обустроил свою жизнь в полном соответствии с тем, как мне хочется. Никакие зарубежные особняки, яхты и личные самолеты мне не нужны, поэтому и деньги, сами по себе, давно уже не интересуют тоже. Я бы хотел найти Одигитрию, чтобы вернуть ее Малодвинску.
– И тем самым войти в историю, – заключил Погодин.
Ну да, о негласном соревновании двух меценатов, один из которых устанавливал по всему городу памятники и арт-объекты, а второй благоустраивал детские городки и парки, он, разумеется, слышал. Пока в этом соревновании лидировал Олег Васин, с разгромным счетом побеждал, но возвращение в кафедральный собор Малодвинска иконы Богоматери Одигитрии бесповоротно вывело бы Александра Соболева в вечные лидеры.
– Можете думать что хотите. Войти в историю, выполнить несбывшуюся мечту деда, просто сделать подарок городу. Какая разница? Валевский мечтал найти колокол, я – икону. Он потратил на поиски довольно много времени, но не преуспел. В последнее время он сильно болел и понимал, что не успеет закончить дело, которое считал важным. Он обещал Викиной бабушке, что позаботится о девочке, и очень тревожился из-за того, что скоро оставит ее совсем одну. На этой почве, заботе о Вике, мы нашли общий язык.
– Я знаю, что у Виктории была карманная иконка с изображением Богоматери Одигитрии, довольно дорогая, выполненная в технике филиграни и финифти. Мне сказали, что это был подарок Валевского.
– Это был мой подарок. Единственная вещь, которую она согласилась от меня принять. Икону и еще кожаный рюкзачок, когда ее старый, из дерматина, совсем развалился.
– Понятно. После смерти девушки икона пропала, точно так же, как и документы.
– Как я понял из полицейских отчетов, пропал весь рюкзак. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Андрей Михайлович, я бы хотел нанять вас, чтобы вы, во-первых, нашли убийцу Вики, а во-вторых, вычислили, где именно может быть спрятана Одигитрия. Я имею в виду большую икону, разумеется. Я обещаю рассказать вам все, что знаю, о чем мы разговаривали с Валевским. Вы согласны?
– Александр Николаевич, вы просили Викторию Угловскую стащить из кабинета Васина техническую документацию по тендеру на строительство аэропорта?
Если бы Соболев сейчас начал врать и выкручиваться, то Погодин просто повернулся бы и вышел из этого кабинета. Но второй хозяин Малодвинска изворачиваться не стал.
– Да, я знал, что Васин ведет переговоры о том, чтобы взять этот контракт, и понимал, что все документы должны быть у него на столе. Я знаю эту особенность Олега Ивановича – он всегда работает с бумажными носителями. Компьютером, разумеется, владеет, но на бумаге понимает лучше. В идеале мне подошли бы копии, но сделать их прямо в офисе Викуся, разумеется, не могла. Поэтому я попросил ее просто забрать папку. Был уверен, что успею посмотреть все, что мне надо, а на следующий день она просто вернула бы ее обратно. Васин должен был уехать из города на несколько дней, поэтому я не сомневался, что время у меня есть. Но он не уехал, обнаружил пропажу документов, потом погибла Вика. Бумаги она мне так и не передала, и где они теперь, я действительно понятия не имею.
– Вы собирались увести у Васина из-под носа тендер или испортить ему репутацию?
Соболев непонимающе посмотрел на Погодина, затем махнул рукой.
– Нет, конечно, нет. Такой крупный объект моей строительной компании не потянуть, да и амбиций у меня подобных нет. Мне нужно было посмотреть план будущего аэропорта, причем в деталях. Кроме как в конкурсной документации, сделать это больше негде. Это не конкурентные войны, хотя я понимаю, что Олежек мне вряд ли поверит.
Теперь пришла очередь Погодина признать, что он ничего не понимает.
– Не конкурентные войны? Тогда ради чего вы толкнули девушку, которая всецело вам доверяла, на кражу папки? Для чего вам план аэропорта? – спросил он и чуть не упал, услышав ответ.
– Меня попросил об этом Николай Петрович Валевский.
* * *
Ксения умела разговаривать с собой строгим голосом. Это умение пригождалось ей, чтобы не впадать в панику, когда болела маленькая Мила, когда очень хотелось плакать от обиды, но нужно было не расстроить родителей, или когда, вот как сейчас, требовалось взять себя в руки, чтобы сделать всю запланированную на сегодня работу, и только после этого позволить себе отвлечься на посторонние мысли.
Строго наказав себе не отвлекаться, она выполнила норму перевода, приготовила ужин и даже вымыла полы. Ей всегда лучше думалось, когда снаружи все было в идеальном порядке. Пришла с работы Милка, почему-то недовольная, даже сердитая.
– В школе что-нибудь? – аккуратно спросила Ксения, оценив нахмуренные брови и слегка оттопыренную нижнюю губу, служившую у Милки главным индикатором недовольства.
