* * *
Он не был готов к тому, что увидит Линн. Именно Линн, а не Алину. Алину он привозил в Малодвинск лишь однажды, перед самой свадьбой, познакомить с бабушкой. Она выглядела в его родном городе совершенно естественно – двадцатидвухлетняя девчонка с двумя косичками, веселая и легкая, смотревшая на Погодина с обожанием.
Линн выглядела в Малодвинске инородным телом. Дорогая, умудренная жизненным опытом, ухоженная пятидесятилетняя женщина, с пренебрежением относящаяся ко всему вокруг, включая своего мужа. Почти уже бывшего. Она и приехала за разводом, от неизбежности которого Погодин и сбежал в город своего детства. Ему наивно казалось, что, пока он здесь, Линн одумается, поймет, что слишком многое прожито вместе, а связывающие их нити невозможно разорвать.
Она не одумалась. Несмотря на то что вся их размеренная американская жизнь была разрушена до основания, сожжена дотла, она все равно хотела туда вернуться. Именно туда, а не к детям. Оставшиеся в Америке дети были лишь поводом, прикрытием, и это Погодин понимал совершенно четко. Понимал и не осуждал, хотя от решения Линн и от ее поведения на губах оставался легкий приступ предательства.
Его отчего-то задело, что, приехав в Малодвинск, она остановилась в отеле, а не в его доме. Как ни крути, они все еще были мужем и женой, которые не виделись примерно три недели. Уже чуть больше. Погодинский дом, оставшийся ему в наследство, был и ее тоже, но она выбрала люкс в отеле и даже не предупредила ни о своем выборе, ни вообще о приезде.
Он совершенно случайно столкнулся с ней в гостинице, просто потому, что пришел к Олегу Васину. Интересно, когда именно она собиралась объявиться, если бы этого столкновения не произошло? Он задал этот вопрос, когда они уселись за столик в ресторане. У Линн всегда был хороший аппетит, особенно с дороги, и сейчас она заказала огромный стейк из мраморной телятины с овощами гриль, мимоходом удивившись, что в такой дыре, оказывается, подают приличное мясо.
– Здесь вообще везде хорошая кухня, – сообщил Погодин в ответ на ее высказанное вслух изумление. – Северная глубинка сильно изменилась с тех пор, как мы с тобой сюда приезжали. Здесь полно туристов, и их умеют развлекать и ублажать, как ни странно.
– Тебе идет патриотизм, Андрей, – засмеялась Линн и перешла на английский. То ли чтобы их разговор никто не подслушал, то ли потому, что так ей было привычнее, то ли из демонстрации какого-то глупого, почти детского протеста.
Да, она приехала сюда, почти за тысячу километров от Москвы, чтобы подписать у него согласие на развод. Ей было важно сделать это как можно быстрее, не дожидаясь его возвращения и уж тем более нового назначения. Линн спешила уехать. Формально у властей США не было к ней претензий, только к ее мужу Рональду Тайлеру, которого выслали из страны без права когда-либо вновь пересечь ее границу.
Их дети, два сына, Роб и Майкл, были уже взрослыми и жили отдельно. К ним претензий тоже ни у кого не имелось. Они могли уехать с родителями в Россию или остаться в стране, в которой выросли. Кто может судить их за то, что они решили остаться? Кто может судить Линн за то, что, уехав с мужем, она не смогла ни забыть детей, ни привыкнуть к новому для себя российскому менталитету? Выбирая между привычкой и детьми, с одной стороны, и мужем – с другой, она выбрала не его. Что ж, Погодин понимал, что рано или поздно ему придется с этим смириться.
Его побег в Малодвинск был продиктован желанием отсрочить неизбежное. Глупая попытка, если учесть, что Линн не поленилась приехать сюда, так сильна оказалась ее воля к свободе от него, Погодина. Они играли две свадьбы. Первую в Москве, сразу после окончания института, когда они еще только проходили отбор в будущую школу агентов. Вторая их свадьба состоялась в Канаде, куда они, по легенде, «вернулись» после обучения в Сорбонне. Теперь предстояло расторгнуть оба брака, и именно эти документы, тщательно подготовленные юристами, чтобы комар носа не подточил, и привезла Погодину Линн.
– Мне нужно все внимательно прочитать, – сказал он ей. – Подписывать, не разобравшись, я не буду.
– Даже не сомневаюсь, – она усмехнулась, – ибо очень хорошо тебя знаю. Рон…
– Зови меня Андреем, пожалуйста. В этом городе меня всегда звали так, в том числе и ты.
– Да ради бога. Андрей, я не собираюсь сидеть в этой дыре больше двух, максимум трех, дней. Поэтому была бы тебе очень благодарна, если бы завтра ты мог мне сказать, какие правки хочешь внести. Я скину их юристу, и послезавтра, если все пойдет по плану, мы сможем все подписать, и я уеду. Если тебя это интересует, я уже купила билет.
Наверное, Погодину следовало расстроиться, что она уже спланировала отъезд, но в душе у него было спокойно. Пусто, но спокойно.
– На когда?
– На двадцатое сентября. До этого дня я должна уладить все формальности. Ты собираешься до этого времени вернуться в Москву?
Он снова пожал плечами:
– Понятия не имею, когда меня вызовут. А пока этого не произойдет, я собираюсь жить здесь.
– Прячешься от жизни, – с пониманием в голосе сказала Линн. – Странно, я всегда считала, что это не твой путь. Но ты сидишь в глуши, общаешься с серыми и скучными людьми, потому что ярких и интересных личностей тут быть априори не может, и отчаянно жалеешь себя. Если хочешь знать, именно поэтому я от тебя и ухожу. Тот Рональд Тайлер, – он взглянул на нее, и Линн примирительно подняла обе руки, – хорошо, хорошо. Тот Андрей Погодин, которого я знала и за которого выходила замуж, никогда бы так не поступил.
– Люди меняются, – вяло сказал он, потому что не имел желания спорить.
Хотелось уже закончить этот тягостный обед, распрощаться со своей женой до завтра и наконец остаться одному. Погодину нужно было позвонить Александру Соболеву, второму из трех хозяев города, которого Васин видел в компании Вики Угловской, и затем встретиться с ним. Впервые за год, который прошел с того момента, как его жизнь круто поменялась, у него имелось реальное дело, в котором можно, как говорила бабушка, «почесать мозги».
– Я вот совсем не изменилась, – сказала Линн, как ему вдруг показалось, довольно жалобно. Это было совсем на нее не похоже. – Я за четверть века отвыкла, что здесь всем есть до всех дело. К примеру, за соседним столиком сидит дама, которая самым возмутительным образом нас рассматривает. В Америке это невозможно совершенно, а здесь само собой разумеющееся. И ведь выглядит вполне прилично. Что за нравы?
– Не уверен, что тебя это утешит, но у меня здесь тоже все время не проходит ощущение, словно на меня смотрят чужие глаза.
– Может, за тобой следят? – Линн внезапно встревожилась.
– Нет, кому я нужен? Просто ты права, это менталитет маленьких городков. Но это не самое страшное, Линн, поверь мне.
Он подозвал официанта и расплатился за обед, который съел без малейшего аппетита. Впервые в жизни присутствие Линн мешало ему, вносило какую-то неправильность в установившийся жизненный уклад. Погодину оказалось неинтересно с ней разговаривать и читать бумаги о разводе, искушение подписать их прямо здесь, не просматривая, было таким сильным, что он чуть ему не поддался.
