– После смерти Николая Петровича тайну Варлаама уж никто никогда не раскроет, – услышал Андрей и слегка удивился. Интересно, о какой тайне речь? Неужели о магии, с помощью которой колокол убивал потомков своих мучителей? Не мог же Валевский, образованный и умный человек, всерьез в это верить? Или мог?
– Извините, тетя Стеша, я задумался, – честно признался он. – Что именно расследовал покойный Николай Петрович?
– Ой, Ондрюшко, да что ж ты непонятливый-то такой, – всплеснула руками соседка. – Чаю, ну-ко, мне подлей. Правда, чай вкусный, не пивала такого никогда.
Он послушно встал, чтобы выполнить ее просьбу.
– Я говорю, Николай Петрович годы потратил на то, чтобы найти осколок Варлаама. Он, когда книжку писал, со старожилами встречался и узнал, что один из кусков, которые на переплавку отправляли, пропал. С вечера был, а с утра, когда подвода приехала, чтобы его в «Рудметаллторг» отвезти, хватились – и нету. Искали его, Николай Петрович сказывал. До самой войны, почитай, искали. Сначала власть, непорядок же. Им было надо, чтобы даже духу от Варлаама не осталось, даже крошечки. Потом родственники тех, кто был к святотатству причастен, искали. Слух прошел, что если этот осколок найти и прощения попросить, то смерти и несчастья остановятся. Ну а уж потом и искатели кладов подключились. Варлаам-то изнутри сусальным золотом был покрыт. Вот как, Ондрюшко.
– А Валевский-то зачем кусок колокола искал? Чтобы с Вики и ее бабушки проклятие снять?
– Николай Петрович не до конца верил в проклятие, – пожевав губами, признала тетя Стеша и степенно допила чай. – Говорил, что, возможно, совпадение все это. А еще чувство вины неизбывной, которое и заставляло осторожность терять, на рожон лезть и в игры со смертью играть. А осколок Варлаама искал, потому что считал, что его в наш краеведческий музей надо поместить. Как часть истории Малодвинска. Эту, как ее, неотли… неотмел… тьфу…
– Неотъемлемую, – помог ей Погодин. – А скажите, почему вы спросили, не рассказывала ли мне про колокол бабушка? Она-то какое отношение ко всей этой истории имела? Или мы, Погодины, тоже потомки кого-то из вандалов?
– Типун тебе на язык, – не на шутку рассердилась тетя Стеша. – Говорю же тебе, Вика последняя была, никого больше не осталось. А про Глафиру я спросила, потому что она в девичестве была Григорьева, из рода знаменитой династии мастеров-литцов.
– Кого? – тупо спросил Погодин, который совершенно ничего не понял.
– Колокола они отливали, – пояснила тетя Стеша. – И отец Глафиры, и дед, и его отец, и дед. У Николая Петровича в книжке про это подробно было описано. Кто-то из твоих, Ондрюшко, предков и Варлаама отлил. Вот как. Так что тебе он зла не сделает, ты не бойся.
– Да я и не боюсь, – пробормотал совершенно ошарашенный Андрей, которому никогда-никогда ни родители, ни бабушка не рассказывали о том, что их предки, оказывается, занимались литьем колоколов.
– Ну вот и хорошо, – заключила тетя Стеша, отставила чашку, поднялась со стула, тяжело, по-стариковски. – Пойду я, мальчик мой. Заболтала тебя совсем. Тебя-то это все вообще не касается. Ты тут, почитай, двадцать пять лет не появлялся, тебе все наши горести без надобности.
Погодин, который уже ввязался в эти самые горести по самое не могу, предпочел промолчать. Проводив соседку, он задумчиво вымыл посуду после внезапно свалившегося на него завтрака и призадумался, чем заняться дальше. Зарядкой, без которой он себя не мыслил? Приготовлением обеда, которого по-прежнему не было? Или не терять время и сразу отправиться в интернат за тетрадями и книгами Валевского? Важно то, что рассказала тетя Стеша, или это просто информационный мусор, который будет уводить от главного?
Вчерашний погром в квартире странных матери и дочери, приехавших в Малодвинск после того, как здесь поселился он, Андрей, и все время попадающихся ему на пути, тоже надо было хорошенько обдумать. Если искали папку с документами, значит, девушка Вика перед смертью не успела отдать ее заказчикам. Получается, что ее все еще можно найти? А еще получается, что убили девчушку действительно не из-за этих дурацких документов. Тогда из-за чего? Из-за любовного романа? Из-за пропавшей чудо-иконы? Из-за колокола Варлаама?
Дойдя в размышлениях до этого места, Погодин чертыхнулся. Он-то нормальный, чтобы верить во всю эту чушь. Еще немного подумав, он пришел к компромиссу с собой: зарядку он сделает, а обед готовить не будет. Слава богу, рестораны никто не отменял. А это значит, что в интернате он сможет быть максимум через час. Вот и отлично.
Без пятнадцати десять он уже подходил к старинному деревянному зданию, перед которым на лавочках сидели его обитатели. Почему-то именно в этот момент Андрей впервые подумал о собственной старости, до которой оставалось не так уж и много. Лет двадцать – двадцать пять, если серьезно. Никогда раньше мысль о том, как он будет жить, когда перестанет работать, не приходила ему в голову. У него была семья: жена, с которой он рука об руку шел по жизни, делая одно большое общее дело, сыновья, которые уже достаточно твердо стояли на ногах и, несомненно, были бы рядом тогда, когда в этом появилась бы необходимость. У него был процветающий бизнес и хороший финансовый задел, чтобы в старости не стать для сыновей обузой.
Этого всего в одночасье не стало. Сыновья остались не просто в другой стране, в ином мире, в который ему теперь не было хода. Жена, выбирая между ним и детьми, разумеется, выбрала их, и в этом Погодин не мог ее винить. Какая мать поступила бы иначе? Ни сыновей, ни Линн, то есть Алины, ни бизнеса, ни налаженного быта, ни понятного будущего. Только ожидание нового назначения, а пока Малодвинск, старый бабушкин дом, приблудившийся к нему кот и загадочное убийство, в которое он оказался непонятно как втянут. Так себе актив, надо признать.
Впрочем, у сидящих на лавочках стариков и старушек активы были еще хуже. Полные пассивы имелись: заношенные байковые халаты, спортивные штаны с вытянутыми коленками, тапки без задников, бесформенные футболки и безразмерные кофты. В памяти Погодина тут же встала отдельная комната, которую занимал Николай Валевский, а в ней дорогой шерстяной плед на кровати, висящий на вешалке за дверью фирменный спортивный костюм, брошенный на столе смартфон, не последней модели, конечно, но «яблочный», недешевый.
Получается, у бывшего учителя был какой-то источник дохода, позволявший ему даже в интернате организовать свой быт с удобством и даже некоторым комфортом? Откуда деньги у одинокого пенсионера? Впрочем, на этот вопрос вполне мог ответить Серега Сыркин. Не секрет же это, в самом деле. Долгих двадцать пять лет Погодин никого не называл Серегой.
Вежливо поздоровавшись с людьми на лавочках, которые ответили вразнобой, с интересом оглядев Андрея с ног до головы, он взбежал на крыльцо и потянул тяжелую дверь. Своего бывшего одноклассника он нашел, как и положено, в кабинете директора, ухмыльнувшись внутри себя провинциальной помпезности этого самого кабинета, отделанного с тяжелым шиком, разумеется, очень недешево.
Кабинет так сильно диссонировал с покрашенными простой масляной краской стенами коридора и облупленными ступенями лестницы, ведущей на второй этаж, что на мгновение Андрея охватило чувство острой неприязни к Сыркину, которое, впрочем, он не показал ни на йоту. Наоборот, улыбнулся широкой и сердечной улыбкой.
