— Но это так несправедливо! — воскликнул он. — Почему я должен расплачиваться за долги отца?
— Пра-пра-пра... — Сильвия взмахнула рукой, и оборванные лепестки роз осыпали садовника с головы до ног. Один застрял во всклокоченной бороде, и Томас сдул его. — Не нами то заведено, не нам и судить.
— Я ведь пытался уйти от вас, — признался Томас, опираясь о грабли. — Один раз доехал аж до Шелстоуна. А потом потянуло назад, как пса поводком. Я будто козел на выпасе, — с горечью выпалил он, — что может отойти лишь на длину веревки, привязанной к колу.
— А я, стало быть, кол, — покивала Сильвия. — Я знаю, что ты пытался удрать. И нисколько не обрадовалась, снова увидев твою заросшую физиономию. Побрейся! Ты оскорбляешь мое чувство прекрасного.
— Кто бы говорил, — проворчал Томас. — На вас шерсти всяко больше.
— Что до клятвы, то ты знаешь не хуже меня: она дана на крови твоим предком за спасение от чудовища, которого убил мой предок. И до тех пор, пока долг не будет оплачен, ты будешь мне служить. А твои потомки, если они родятся, станут служить моим. Ты, верно, был бы рад, если бы мой род прервался...
— Нет, — покачал Томас головой.
Сильвия снова изогнула бровь, выражая сомнение.
— Я вас, конечно, на дух не переношу, — признался он. — Но вы мне, в некотором смысле, как родная. Вроде сумасшедшей бабки, которую терпишь, потому что — как иначе.
Миссис Олдброк яростно оборвала сразу несколько роз и швырнула их в садовника.
— Вот, — кивнул он. — Я именно об этом.
Сильвия подошла к следующему кусту роз и стукнула его тростью. Конь за дощатой стеной конюшни испуганно заржал.
— Сколько раз я просил — не подходите ночью к конюшне, — рассердился Томас. — Мрак пугается!
— А ты мне не указ! — возмутилась Сильвия. — Это моя земля! Где хочу — там и хожу.
— Вот и идите в... холмы.
Конь снова заржал, а Сильвия, быстро повернувшись к роще, насторожилась.
— Кто-то идет, — сказала она глухо.
— Ваша внучка возвращается? — без особого интереса спросил садовник. — Судя по всему, вы обзаведетесь правнуками совсем скоро.
— Мистер Эдверсон хорошая партия. И он знает о нас.
— Я говорю об инспекторе, что шастает в ее спальню по ночам. Какой конфуз! Они ведь даже не женаты. Ваша внучка очень похожа на свою мать.
— Не зли меня, — бросила Сильвия.
— О, так вас это злит, — обрадовался Томас и с наслаждением продолжил: — Она — копия своей матери. Той рыженькой ирландочки, что оказалась неожиданно умной и удрала из вашего волчьего логова. От вас у Джейн нет ничего.
— Ты ошибаешься, — спокойно произнесла старая дама. — Дважды. Во-первых, в ней моя кровь. А во-вторых, это не она сюда идет. Послушай, старый дурак, неужели не слышишь?
Многоголосый шум доносился тихо, как шепот волн, то затихая, то усиливаясь, между деревьями мелькнули огоньки.
— Там целая толпа, — нахмурился Томас и покрепче сжал черенок граблей.
— Похоже, тебе представился случай отдать старый долг, — сказала миссис Олдброк.
***
Джейн шла через лес, словно по главной улице Лондона: луна светила как фонарь, а запахи были яркими как витрины: вот там растет бузина, здесь под елкой прячется целое семейство грибов, а тут, под кустом, мертвая птичка. В груди пульсировало нечто такое, что давно пыталось вырваться на свободу, и кровь бежала по венам быстрее, наполняя тело восторгом жизни.
Мама хотела как лучше, Джейн не могла ее винить. Мама любила ее всем сердцем, и эта любовь осталась с Джейн навсегда. Но и кровь отца не водица.
Джейн была уверена: если бы Максимилиана не убили, он бы нашел свою Мэйв, вернул бы ее в поместье. Пусть не сразу, но она бы успокоилась и приняла его, и совершенно точно была бы счастливее, чем со своим мужем. А может и нет. Со стороны все кажется таким простым и понятным, но в сказках, которые мама рассказывала на ночь, девочка никогда не оставалась с волком. Может, так мама убеждала себя, что не совершила ошибку?
Джейн покосилась на Ральфа, который шел рядом. Его рука в ее ладони была теплой и твердой. Сможет ли он принять ее такой, какая она есть? Миссис Олдброк, очевидно, в этом сомневалась.
— Какой у нас план? — спросил Ральф и сам же предложил: — Я попытаюсь воззвать к голосу разума.
— Сразу пугайте виселицей, — посоветовала Джейн.
— Вам не стоит туда идти, — сказал он. — Это их только раззадорит.
В его словах был резон, и Джейн промолчала, хоть и понимала, что не сможет остаться в стороне. Ее кровь взывала, требуя защитить старшую рода, пусть Джейн и знала ее всего несколько дней. Миссис Олдброк была бы прекрасной бабушкой — подумалось вдруг.
— Останетесь за каким-нибудь деревом, — продолжил Ральф. — Спрячетесь. Прошу, не высовывайтесь.
— Мэр сказал, что мы, волки, однолюбы, — задумчиво произнесла Джейн.
— Он считает себя волком? — насторожился Ральф.
— Нет. Не совсем. Он из рода Эдварда, но другая ветвь. Я проверила его зубы, это совершенно точно не он убил Марту.
— Как, хотел бы я знать, вы проверяли его зубы, — ревниво поинтересовался Ральф.
— Заглянула в рот, — пожала плечами Джейн. — У него там фарфоровая накладка, представляете?
— Что? — воскликнул он. — Так значит, это он! Моя версия с убийцей в волчьей шкуре и накладными клыками правдива! А ведь он мне никогда не нравился!
— Нет, — поспешила ответить Джейн. — Не перебивайте меня, Ральф. Я сказала о волках и однолюбах не поэтому.
Он промолчал, хмурясь и идя вперед, и Джейн задержала его за руку.
— Семейное проклятие Олдброков существует, — сказала она, когда Ральф обернулся. — Я вервольф.
Он выразительно закатил глаза, и Джейн лишь грустно усмехнулась.
— Я никого не любила. Раньше.
Ральф опешил, но потом робко улыбнулся, обнял Джейн и привлек к себе.
— И вы правы, я бы не приехала в Вуденкерс, если бы не ваше фото, — торопливо добавила она. — Те письма были хороши, но я решилась лишь тогда, когда увидела вас, Ральф.
— Мы поженимся завтра же, — сказал он.
— Но я вервольф!
— Да хоть китайская болонка, плевать, — он обнял Джейн крепче и поцеловал так жарко, что на минуту она и думать забыла и о вервольфах, и о семейных проклятиях. — Я люблю вас, Джейн. И когда мы найдет того, кто писал вам письма, я скажу ему спасибо. Перед тем, как засадить за решетку. А сейчас марш за елку, и чтобы носа вашего видно не было!
Улыбнувшись, она осталась за деревом, широко раскинувшим колючие ветки, а Ральф, спотыкаясь, поспешил к толпе, которая собралась штурмовать ворота.