Но она не двигалась с места.
И он тоже.
Мэдди не понимала, что их удерживает.
А потом он посмотрел за нее, туда, где застыл Гай, держа на руках Айрис. Медленно, разрывая сердце на куски, на Мэдди обрушилась суровая действительность: день рождения дочери, сад, в котором они все находились… Она видела, как Люк (ее Люк!) вглядывается в их дочь, сидящую на руках у Гая. «Стой, — хотелось закричать Мэдди, — не надо!»
Но он уже увидел.
Боль исказила его лицо. У нее душа разрывалась на части.
Потому что он наконец пришел. После шести лет ожидания он все-таки пришел.
И опоздал на два месяца.
Глава 28
Он ушел с веранды — она не успела сдвинуться с места и остановить, — исчез, не сказав ни слова, будто его никогда там и не было. А праздник продолжался: фокусник дул в свой рожок, люди хлопали и смеялись, пони ржали, и, кажется, никто и не заметил, как только что перевернулся мир. Мэдди смутно понимала: нужно продолжать радоваться, ведь никто этого не видел. Но думать могла только о том, что Люк жив; он жив, а она позволила ему уйти.
Нужно было вернуть его.
На дрожащих от нетерпения ногах она кинулась за ним.
Но тут сквозь жару и шум вечеринки прорвался голосок Айрис: «Мамочка!»
Он заставил Мэдди остановиться. Единственный голос на земле, способный ее остановить.
Мэдди обернулась. Айрис бежала к ней с бледным от испуга личиком. Увидев панику, смятение в голубых глазах дочери, Мэдди ощутила стыд за то, что чуть не ушла от нее, не сказав ни слова. Она резко опустилась на траву, раскрыла объятия — ее шатало от волнения — и подхватила дочку, крепко прижав к себе ее дрожащее тельце.
— Почему ты плачешь? — спросила Айрис.
— Я не плачу, — успокоила ее Мэдди, кусая себя за щеки, чтобы не разрыдаться.
— Тот человек похож на моего папу с фотографии, — сказала Айрис.
— Да, — ответила Мэдди, представляя, как он на полпути к дороге оборачивается через плечо и думает, почему она не пошла за ним. — Айрис, мне надо пойти…
— Нет, мамочка, нет, — дочка повисла на ней, — останься со мной.
— Я всего на несколько минут.
— Нет.
— Идем вместе! — в отчаянии предложила Мэдди.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, — сказала Айрис.
— Пойдемте в дом, — раздался голос Гая, и Мэдди поняла, что он подходит. Когда он успел?
— Гай, — начала говорить Мэдди, снова глядя туда, где стоял Люк, — мне надо…
— Нет, — пискнула Айрис, цепляясь за мать.
— Идем в дом, — сказал Ричард, тоже неожиданно оказавшийся рядом. Его лицо под бумажной шапочкой исказилось, рядом стояла бесконечно удрученная Элис.
«Я не хочу в дом!» — чуть не закричала Мэдди. Она сдержалась только ради прилипшей, как банный лист, Айрис.
— Я не разрешаю тебе уходить, — сказала Айрис, чтобы развеять мамины сомнения.
Мэдди набрала в грудь воздуха, готовясь умолять ее. Но прежде чем она успела открыть рот, Айрис начала плакать.
— Айрис, — теряя надежду, сказала Мэдди, — Айрис, не надо…
Но Айрис было не унять. Никому это не удавалось. Мэдди была уверена, что это не из-за Люка. Она весь день вела себя неспокойно, и то, что она так разошлась, могло быть связано с грандиозной вечеринкой — любой шестилетний ребенок был бы расстроен, если бы его день рождения пошел не так. Но от этого успокоить дочку не стало проще. Мэдди целовала ее слезы, горячие круглые щечки, с ужасом чувствуя, как время утекает, словно в раковине вода, унося с собой Люка, а она всё еще здесь и не может за ним пойти.
— Давайте-ка все в дом! — призвал отец, оттесняя гостей к вилле.
Каким-то образом Мэдди переставляла ноги. Она шла, через плечо окидывая взглядом залитый солнцем, гудящий сад в поисках Питера. Его нигде не было видно, только Делла с Джеффом и девочками по-прежнему смотрели фокусы. Видел ли Питер Люка? Пошел ли он за ним?
Она надеялась, что пошел и что Люк хотя бы не один сейчас. Питер все объяснит ему, напомнит, как она любила его, и скажет, что будет любить всегда.
«Только ты, — безмолвно сказала она ему, держа за руку их безутешную дочь и идя в дом вслед за мужем, — всегда был только ты один».
Он знал, что они поженились. Сначала он пришел на виллу Гая, но там его направили сюда. Арнольд рассказал ему о свадьбе в то же утро в Пятом королевском, когда он вспомнил все. Доктор показал ему фотографии, которые прислала Диана, и Люк почувствовал, как его мир снова рухнул.
Но он приехал в Индию. Он должен был. В Англии он не мог понять вообще ничего. Оправившись от первого удара, нанесенного теми снимками, он разозлился и исполнился решимости выяснить, что же могло привести к таким катастрофическим последствиям. Если бы Мэдди вышла не за Гая, а за кого-то другого, возможно, он бы подождал, написал сначала ей или даже прислушался к словам Эммы Литтон, предположившей, что раз уж Мэдди вышла замуж, возможно, по-человечески лучше оставить ее в неведении. «Все-таки она думала, что ты погиб». Но Люк знал, что Мэдди никогда не будет счастлива с Гаем. Еще до того, как увидел ее теперь — раздавленную тысячей и одним обстоятельством, которые никак не могла объяснить даже его восстановившаяся память и уж тем более его безграничная любовь, заставлявшая щемяще сжиматься его сердце от самого незначительного движения ее руки или губ.
Раньше она шутила по поводу свадьбы с Гаем: «Можно подумать, я когда-нибудь собиралась так сделать!» И увидев ее такой одинокой на лужайке у родительского дома, такой исхудавшей и печальной, он еще больше утвердился в своем мнении. Люк пинал пыльную дорогу, разбрасывая гравий, и яростно ругал Мэдди, что она уступила, отказалась от собственного счастья. За это он не мог простить ее, просто не мог.
— Она никак не могла смириться с тем, что тебя нет, — сказала ему мать всего двумя неделями ранее, когда они гуляли с Коко по открытому всем ветрам пляжу недалеко от дома. Собака то жалась к ногам Люка, то носилась по песку, обезумев от радости. Преданная Коко. — Мне так жаль, — вздохнула Нина. Глаза ее увлажнились от ветра и холода. — Я ведь и сама ее уговаривала смириться.
— Не извиняйся, — велел ей Люк. Он не мог простить себе, что мать чувствовала себя виноватой и ужасно состарилась от горя — как состарились оба его родителя, — и многое бы отдал за то, чтобы вернуть им отнятые годы.
— От Мэдди тоже нельзя требовать извинений, — позже сказал сидевший возле камина отец. — Ты должен помнить об этом, когда окажешься там.
Люк ответил отцу, что едет не за извинениями.
И сейчас ему нужны были не они.
Он остановился у ворот виллы и утер пот с пылавшего лба. Было жарко, отвратительно жарко. И где же она? Уж точно не бежит следом. Может быть, успокаивает Айрис. Айрис, у которой был день рождения — он это знал и купил в «Хэмлис» миниатюрный набор доктора. Он так и лежал у него в сумке. Айрис, от чьих больших глаз и пружинистых кудряшек, от самого факта ее невероятного существования у него перехватило дыхание. И она разбила ему сердце, обнимая Гая, будто ища у него защиты. Испугалась. Его собственная дочь. Оцепенела от страха. Перед ним.
