— Тебя там не было, — машинально ответила Элис.
— Да, конечно, — согласилась Диана. — Но я знаю, она непременно была великолепной.
— От доктора Арнольда приходили еще какие-ни будь вести? — успела спросить Элис.
— Он мне ответил, что показал своему пациенту вырезки и попросил предоставить дело ему, — Диана изящно повела плечиком. — И вот вопрос: не стоит ли предположить, что это Люк Деверо? Считать ли теперь Мэдди двоемужницей или не считать? — она засмеялась. Буквально засмеялась. — В сравнении с этим разведенка просто меркнет.
— Это кто угодно, но не Люк, — серьезно сказала Элис. — Мертвые не воскресают. Питер был рядом в момент его смерти.
— Ладно, что ж, — проговорила Диана. — Ты ведь в этом твердо уверена, не так ли? Я не преминула указать на это доктору Арнольду.
Глаза Дианы засияли в предвкушении скандала. У Элис, в жизни никого не ударившей, возникло большое желание сбить с ее лица глумливую улыбку.
— Так ты скажешь Мэдди, — продолжала Диана, — чтобы она написала доктору Арнольду сама и все проверила?
Элис не ответила.
Она думала об этом. Бесконечно.
И сейчас ее мысли вновь свернули на проторенную дорожку. Элис перевела взгляд с бледного, измученного Гая на Мэделин, которая, опустившись на колени перед Айрис, явно пыталась заманить дочку в какой-нибудь тихий уголок, и решила ничего не говорить. Какой в этом прок? Тот несчастный солдат в самом деле не мог быть Люком. Люк, бедный страдалец Люк, мертв и давно похоронен. А у Мэдди теперь есть семья. Приличная семья. Ее девочке нужны только время и поддержка близких, чтобы настроиться, приспособиться к долгой счастливой жизни, которая — Элис была уверена — пройдет здесь, в Индии.
Она просто не могла собственными руками поставить под угрозу всё это.
Гай внимательно смотрел, как Мэдди разговаривает с Айрис, не замечая, что Элис наблюдает за ним. Он улыбнулся, увидев, как забавно Мэдди обхватила руками щечки девочки, склонив голову набок и стараясь подбить ее на что-нибудь интересное. Его жена, такая утонченная.
Гай так же смотрел на нее всего несколько часов назад, когда она одевалась к празднику. Он только вернулся из больницы, усталый, но удовлетворенный тем, что благодаря присланному из Пуны персоналу дополнительных смен какое-то время не будет, и, приняв ванну, сидел на краешке кровати, застегивая запонки. Но заметив через приоткрытую дверь, соединявшую их комнаты, ее силуэт, замер. Мэдди надевала корсет, ее распущенные волосы рассыпались по обнаженным плечам, грудь поднималась и опускалась. Когда она немного нагнулась, чтобы натянуть чулки, ему был слышен мягкий шелест шелка по коже. Пальцы Мэдди легко скользили по коленям и бедрам, и Гай ладонями ощутил тепло ее тела. Ему страстно захотелось прикоснуться к ней, к ее груди, к ее лону. Его обуяло жгучее желание. И Гай, понимая, что должен оставить жену в покое, что она прихорашивается ради Айрис, встал с кровати, не в силах сдержать себя, и вошел в ее комнату. Он так давно не прикасался к Мэдди!
Заметив его, она подняла глаза и улыбнулась; эта легкая, медленная улыбка, по-видимому, была у нее в запасе для мужа.
— Здравствуй. Похоже, сон тебе нужнее, чем вечеринка.
— Я не могу ее пропустить, — ответил Гай, беря ее за руки и целуя запястья. Ему было слышно, как сбилось ее дыхание. Она все еще так нервничала.
Он притянул ее поближе, надеясь, что она расслабится, приподнял ее волосы и провел губами по нежной коже на шее ниже затылка, растворяясь в ее запахе, Ему очень хотелось, чтобы и она чувствовала то же.
Мэдди попыталась отстраниться, объясняя, что пора идти.
— Позволь мне… — сказал он. «Пожалуйста, позволь мне показать, как сильно я тебя люблю».
— Вечером, — предложила она.
— Я не могу ждать… — выдохнул он, и в конце концов она не стала его мучить. А он, он поторопился. Даже не дал ей времени сходить в ванную, как она просила. И потом ему стало стыдно. Он даже извинился, что повел себя как мужлан.
— Ты не мужлан, — тихо сказала Мэдди, поправляя чулки, и он постарался отогнать неприятную мысль, что излишняя спешка ее только порадовала.
— Мы присоединимся к вам через минуту, — услышал он ее слова, обращенные к отцу и Питеру. Потом она повела куда-то Айрис.
Гай нахмурился, не понимая, куда это они собрались.
Без лишних раздумий он отправился за ними.
Оказывается, они ушли на кухню есть пирог. Дети садовника застеснялись множества гостей и не захотели присоединиться к торжеству. Айрис расстроилась, решив, что они будут на нее дуться, когда снова увидят в школе, поэтому Мэдди пообещала дочери отыскать их и лично пригласить всех троих.
— И Ахмеда тоже? — спросила Айрис.
— И Ахмеда. А Питер приведет Эмили и Люси…
— Непременно, — подтвердил Питер.
— А я схожу за бабушкой, — добавил Ричард.
Только подойдя к вилле и услышав, как Гай зовет ее, Мэдди поняла, что напрочь забыла о нем. Она встала как вкопанная, проклиная свою бесчувственность.
— О нет, — воскликнула Айрис. — Бедный Гай. («Устами младенца».)
— Иди скажи ему, — велела ей Мэдди, подталкивая рукой под теплую, влажную спину.
Айрис убежала.
Мэдди смотрела, как она удаляется, как Гай улыбается и раскрывает ей объятия.
— Здравствуй, сладенькая.
А потом произошло что-то странное.
Взяв Айрис на руки, Гай замер и посмотрел из-за ее темных кудряшек в сторону виллы. Очевидно, что-то в тени большой веранды привлекло его внимание. Глаза Гая расширились, будто это что-то или кто-то не на шутку его встревожило.
Мэдди перевела взгляд туда, куда смотрел потрясенный Гай, — это получилось у нее непроизвольно, как вдох, если сделать его после задержки дыхания, — ни на мгновение не задумываясь, что увидит. Но даже если бы она дала волю своему воображению, никак бы не смогла представить себе там… его! Руки в карманах, темные глаза и незабываемое лицо. «Неужели ты думала, что я пропущу еще один день рождения?»
С любопытством, не веря собственным глазам, Мэдди всмотрелась в стоявшего под верандой мужчину. И за долю секунды, не больше, узнала его. Белая сорочка. Льняной пиджак. Темные волосы под панамой.
К горлу подкатило рыдание. Оно поднялось выше, начало душить ее, но не вырвалось наружу.
Он стоял прямо за балюстрадой и не мигая смотрел на нее, будто не очень понимая, что происходит. Мэдди глядела на него — его подбородок и щеки напряжены и неподвижны, — в его лицо, так сильно ею любимое. И слезы наконец хлынули из ее глаз, а вместе с ними вырвался странный, сдавленный звук; то было ликование, всеобъемлющая бурная радость. На какой-то миг Мэдди знала только одно. «Он жив, — думала она, — жив». Сущее чудо, лавиной обрушившееся на нее, заполнившее легкие, сердце, пальцы, каждый нерв. Ей страстно хотелось побежать к нему, броситься в объятия. Ее тело так и рвалось туда.
