Последние недели сны снились ему постоянно, и в них возникали сотни новых проблесков прошлого: обрывки ценных, но в то же время сбивающих с толку воспоминаний, и самое дорогое из них те тонкие пальцы, державшие маленькую ножку цвета сепии.
Все это возвращалось к нему. Его чудо вот-вот должно было свершиться, до него уже было рукой подать, он чувствовал это костями, каждым вдохом и выдохом. То ли это происходило благодаря хирургическому вмешательству Гиббона, то ли помогла терапия, или даже, как предположил Арнольд, дело было в простом уменьшении рубцовой ткани, но сны продолжали сниться постоянно, и Джонс записывал каждую деталь, ничего не упуская. Он был близок, так близок…
Но все происходило слишком медленно. Он нетерпеливо переворачивал страницы записных книжек, и глаза выхватывали слова, которые он знал наизусть: «беззубый мужчина», «парусная шлюпка», «птицы в джунглях», «стук дождя», «слезы в больнице», «старая дружба». Но пока что реалии прошлого упорно ускользали, и его сердце снова бешено билось. Возможно, причиной тому было закрытие госпиталя. А может, он боялся, что весной Диана снова каким-то образом подведет его.
Он не знал почему, но порой его душу заполнял леденящий страх, что его время на исходе.
Большую часть января свадьба казалась чем-то далеким и несбыточным. Приготовления к торжествам были серьезными: в церкви неподалеку (не в соборе Святого Фомы, конечно) зачитали объявления о предстоящих бракосочетаниях, потом появились оповещения в газетах и были составлены списки гостей. Мэдди принимала во всем активное участие, стараясь изо всех сил: позировала с Гаем для фотокарточек, одобрительно кивала, пока мать зачитывала имена приглашенных, заставляя себя поверить, что это происходит на самом деле. Это происходило. Она понимала. Но не могла прочувствовать. Гай помогал ей ковылять по бальному залу в «Тадже», держа под руку, потом менеджер отеля показывал им роскошный номер с хрустальными подсвечниками и колоннами, которые были изготовлены там же, где и элементы Эйфелевой башни. И Мэдди машинально ответила, что да, это место вполне подходит для приема. При этом ей пришлось напомнить самой себе, что прием этот устраивают в ее честь.
— Ты еще принимаешь морфий? — спросила Делла.
— Нет, — ответила Мэдди. — Уже давно перестала.
— Значит, наверное, от нервов, — сказала верная подруга. — Только не придумывай лишнего. Ты всегда слишком много думаешь.
Правда?
Она постаралась перестать думать.
Приглашения разослали более чем тремстам гостям, включая вице-короля, а Мэдди только удивлялась, почему ее так мало тревожит, что явится столько народу и ей придется перед всеми произносить свою клятву.
— Мне кажется, всё происходит с кем-то другим, а не со мной, — призналась она Питеру, глуповато хихикнув.
— Ничего себе! — заволновался Питер, подбираясь и мрачнея. — Если ты передумала, сейчас самое время об этом сказать.
— Нет, — ответила Мэдди. — Я выйду замуж за Гая.
Она действительно не передумала. Она решила. Она будет счастливой.
С этими мыслями она заставила себя сделать то, что постоянно откладывала, и сообщила родителям Люка о свадьбе. «Я надеюсь, вы поймете, как сложно мне далось это решение. Никто и никогда не заменит мне вашего сына. Мне очень, очень жаль, что в этом году нам не удалось навестить вас». Мэдди глядела на слова, написанные ее собственным косым почерком, думала о Нине, о том, что та почувствует, прочитав их, и ждала, когда ее охватит жгучее желание разрыдаться.
Но ничего не произошло.
Это было так странно и непривычно.
— Думаю, это хорошая странность, — сказал отец, подвозивший ее до главного почтового отделения теплым солнечным утром в конце января, чтобы она отправила письмо лично.
— Вот и замечательно, — подтвердила Мэдди, сама уверовав, что так и должно быть.
— Я бы забеспокоился, если бы ты заплакала, — продолжил Ричард, обгоняя рикшу. — Слава богу, я давно не слышал, чтобы ты плакала.
— Наверное, я смирилась.
— На это я и надеялся, — сказал Ричард, и его обветренное лицо покрылось морщинками от улыбки. — Твоя мать утверждает, что мне надо чаще ее слушаться.
— Не сомневаюсь, так она и сказала, — ответила Мэдди, заставив себя улыбнуться.
В начале февраля ей наконец сняли гипс, в котором нещадно потела и чесалась нога. И это стало огромным облегчением. Лодыжка почти не болела — Мэдди, впрочем, старалась ее не слишком нагружать, — и с каждым днем ходить становилось все легче. Нога еще дрожала от слабости, особенно на примерках платья в отеле «Уотсоне» (не у того портного, что шил для нее в «Тадже» перед свадьбой с Люком, разумеется). Мэдди не испытывала ровным счетом ничего, глядя, как обретает нужную форму ее замысловатое платье с низкой талией, и это самую малость озадачивало ее. Она стояла, словно манекен, и скучала.
Еще больше усилий над собой ей пришлось приложить на свой тридцатый день рождения, когда Гай удивил ее, подарив автомобиль. Серебристая машина с закрытым кузовом сверкала на солнце. Это было невероятно, щедро и слишком, слишком много.
— Конечно, нет, — уверял ее Гай, заключая в объятия (к ним она по крайней мере начала привыкать). — Я научу тебя водить, — он поцеловал ее (и это тоже стало уже обыденным). — Если ты будешь, как и прежде, путешествовать в одиночку, — прошептал он, приблизив губы к ее уху, — я хотя бы буду знать, что ты передвигаешься не на трамваях.
— В трамваях нет ничего плохого, — ответила Мэдди и закрыла глаза. Ей так хотелось бы получать удовольствие от его прикосновений!
Она согласилась поехать с ним развлечься вечером. Предполагалось, что это тоже должно сделать ее счастливой. («Очень хорошо», — одобрила Делла.) Они отправились на один из ужинов в «Тадже» с устрицами и джазовой музыкой, которые там давали каждую неделю в жарком, обитом плюшем чале по соседству с большим бальным, где должно было состояться свадебное торжество. Зал был полон; казалось, там собралось пол-Бомбея, и все курили, танцевали, подходили к их столику и много говорили о том, как они приятно удивлены, что застали Мэдди здесь, да еще и поздним вечером.
— Оставьте ее в покое, пожалуйста, — попросил в конце концов Гай. Он произнес это с улыбкой, но обескураживающе твердо, чем напомнил Мэдди, что деликатный и благородный друг семьи и ее нынешний жених является одним из высокопоставленных офицеров военно-медицинского корпуса Британской Индийской армии. — Мне хотелось бы сопровождать ее и в следующий раз, но это произойдет только в одном случае — если вы позволите ей сейчас отдохнуть и расслабиться.
— Не стоит наживать себе врагов из-за меня, — сказала ему Мэдди, когда они снова остались вдвоем. Она была искренне тронута тем, как он ее оберегал.
— О чем ты говоришь, дорогая! — возразил Гай. — Им всем очень хочется прийти на нашу свадьбу, и потому свои обиды они спрячут глубоко-глубоко в душе. Кроме того, — он взял ее руку, — всё, что меня волнует, — это ты.
