— Люка подбросило высоко в воздух, — сказал Питер, напрягая память. Его рука все еще сжимала ее руку. — Мэдди, ты должна мне поверить.
— Это еще не значит, что он умер, — пыталась протестовать она, но у нее уже ничего не получалось. Она рыдала.
— Они его нашли, — продолжил Питер, — похоронили, положив на грудь фотографию, на который были вы с Айрис. У него есть могила, — Мэдди рыдала, рыдала и рыдала, и Питер, бросив на землю зонтики, обнял ее. Они оба стояли под проливным дождем, пока Элис не выбежала с виллы, тут же промокнув сама, и не заставила их зайти внутрь.
— Это никуда не годится. Какой тебе от этого прок…
После этого все решили, что она приняла смерть Люка. Она позволила им так думать, потому что, в конце концов, так было лучше. Ведь им не приходилось постоянно напоминать ей, что она должна смириться.
Теперь она больше никому не показывала своих слез. Она плакала почти каждую ночь, после того как Айрис засыпала и не могла ее услышать. Мэдди никогда не позволяла малышке этого слышать, потому что ужасно боялась, что грусть может омрачить ее счастливую невинную жизнь. Она все еще не могла поверить в то, что Люк был там, где все говорили, но плакала потому, что он не с ней, потому что скучала. Она очень по нему скучала.
— Он мне так нужен, — тихо прошептала она.
На этот раз Айрис не засмеялась. Она потянулась, бросила мамин кружевной воротничок, положила свою пухлую ладошку Мэдди на щеку и прижалась губками к маминым губам в слюнявом поцелуе.
— О, как мило, — улыбнулась она. — Спасибо, — еще больше слюней. — Айрис, спасибо! Как же мне повезло, что ты у меня есть, да?
У тебя есть не только Айрис, — сказала ей мать позже тем же вечером, когда малышка быстро уснула в детской. В мерцающем свете масляных ламп они бродили по гостиной, собирая погремушки и складывая кубики и новых мягких зверушек, которых смогли найти в немногочисленных магазинчиках, торговавших игрушками в Бомбее. Мягкие игрушки были готовы отправиться дожидаться утра под ветви рождественской елки из листьев банановой пальмы. Делла ушла с Джеффом в клуб «Джимхана» на рождественскую вечеринку. Питер с Ричардом сидели за стаканчиком горячительного на веранде. — Ты не одна, Мэделин, — продолжила Элис нежным голосом. Она завязала ленточку и через комнату посмотрела на Мэдди своими голубыми глазами, которые при свете ламп стали еще светлее. — Тебя окружают люди, для которых… ты важна… очень.
— Я знаю, — тихо ответила Мэдди, чувствуя, что глаза защипало. Конечно, она знала и была бесконечно им благодарна за это. Но все же для нее было так важно услышать от матери эти слова, увидеть ее лучащееся любовью лицо. Эту любовь она уже не могла воспринимать как должное.
— Я хочу, чтобы на это Рождество… ты улыбалась, — попросила Элис. — Я бы хотела знать, как тебе в этом помочь.
— Со мной все будет в порядке.
— Ох, Мэделин…
— Да, — заверила Мэдди. — Главное, что Айрис хорошо. Вот что на самом деле важно…
— Нет, — не согласилась Элис. — Не только это.
— Мама…
— Нет, — повторила она, взяв дочку за руку. — Ты — моя Айрис, — сказала она и сжала пальцы дочери. — Ты тоже важна.
Опечалившись из-за слов и переживаний матери, Мэдди попробовала побольше улыбаться на Рождество. Она делала это для всех. Ее тронуло то, как все старались сделать этот день радостным. Носок, оставленный родителями в изножье ее кровати. В нем были книги, соль для ванн и импортные (не совсем растаявшие) шоколадки «Кэдбериз». Шумное веселье, которое Питер, Делла и Джефф в бумажных шапочках, изготовленных Ричардом, намеренно создавали, сюсюкая с Айрис, забавно впихиваясь в машину, чтобы ехать в церковь, поедая на веранде праздничные шедевры повара (разумеется, вегетарианские). И Мэдди старалась изо всех сил, чтобы подыграть. Она отчетливо понимала, что не ей одной пришлось пострадать в этот год (бедные Питер, Фразер, Эрнест), поэтому ей претило вести себя так, будто она была единственной жертвой. Если Питер без ноги и со своим горем сумел окунуться в праздничную суматоху, она, конечно, тоже сможет заставить себя улыбнуться.
Но давалось ей это нелегко. Как бы она ни старалась присутствовать в настоящем, ее мысли то и дело уносились в неприветливые больничные палаты где-то в Европе, к настоящей рождественской елке в какой-нибудь больнице; вот койка, в которой он лежит и ждет, что она отыщет его, — и с этими мыслями она не раз запаздывала с ответом на чей-то вопрос, не успевала вовремя посмеяться чьей-то шутке или взять предложенный крекер. Она вместе со всеми восклицала: «О, Айрис!»— когда малышка, казалось, уже в сотый раз подползала к елке из банановых листьев, тянула за них, и с дерева падали игрушки. Прижимая к себе дочку, она думала только о том, как радовался бы Люк, глядя на разгром, учиненный их маленькой искательницей приключении, и о том, как сильно ей самой не хватало ее папы. Мэдди усадила дочку себе на колено и принялась разворачивать подарки от Нины и Тео — убитых горем родителей Люка. Они писали ей каждую неделю с тех пор, как Мэдди пришлось отправить им страшное письмо о том, что невозможно выразить словами, о том, что их сын, по всей видимости, погиб. Мэдди извлекла из упаковки, в которую бережно завернули подарок, медальон из розового золота с гравировкой «Нашей любимой внученьке» и не сделала даже попытки улыбнуться. Только так она удержала себя от того, чтобы не расклеиться окончательно.
— Мы старались изо всех сил, — сказала Делла, когда палящее солнце наконец зашло за горизонт и они вдвоем возвращались из детской, уложив Айрис. — Но теперь, пока тебя никто не видит, может, поплачешь недолго, пока Джефф не начал приставать с играми?
После этого Мэдди стало проще выдержать остаток вечера. А добрая порция бренди, предложенная Джеффом (чтобы взбодриться), помогла ей даже поучаствовать в шарадах и изобразить «Лавку древностей», которую выпало отгадывать Питеру.
— На самом деле я догадался уже после первого слова, — поддразнил Питер, — но было весело посмотреть, как ты станешь изображать «древности».
Однако, несмотря на все, Мэдди выдохнула с огромным облегчением, когда в начале десятого отец предложил считать, что уже ночь. И судя по тому, с какой готовностью все поддержали это предложение, Мэдди заподозрила, что не только она обрадовалась концу фальшивого веселья.
Она не пошла на новогодний бал, организованный ведомством отца в «Тадже» в поддержку военных усилий страны. Благотворительность благотворительностью, но для нее это было чересчур — слишком тяжело оказаться там, где другие люди праздновали главную ночь года. Она не была уверена, что сможет вынести звук, не говоря уже о виде, новогоднего салюта. Так что Делла с Джеффом ушли, и родители тоже, потому что просто не могли туда не явиться, а она осталась на вилле. Питер тоже остался дома с благословения Ричарда.
— С него и так в этом году достаточно, — сказал Ричард Мэдди. — Так что составьте друг другу компанию. Тогда и мы с мамой будем меньше терзаться из-за того, что не смогли остаться.
