Так было до тех пор, пока она не вернулась.
И вот дочь здесь, уже не разговаривает с Деллой, а сидит и держит ее за руку.
«Расскажи ей, — советовал Ричард бесчисленное количество раз. — Она будет винить тебя, пока ты не расскажешь».
Сможет ли она сказать?
Элис убедила себя в том, что своим молчанием защищала Мэделин от тоски.
Но теперь она осознала, что на самом деле защищала себя.
От стыда.
Элис поправлялась, но медленно, очень медленно. Седьмого числа она еще мучилась от лихорадки, а Мэдди, измотанная от того, что не смогла уснуть в кресле и провела очередную ночь без сна, уже почти не думала, как ее лайнер отправляется из бомбейского порта, набирает скорость и уходит в открытое море. Она — смотрела на Элис воспаленными сухими глазами в полном оцепенении, будто сама покинула свое горячее тело, и боролась с мыслями о том, что Элис умирает. Она старалась поверить утешительным заверениям Гая, что он видел подобное уже много раз и может с точностью сказать, что ухудшение всегда предшествует улучшению. Теперь, когда Мэдди казалось, что она вполне может потерять Элис, единственное, о чем она думала, — это мамин смех и то, что она давала матери не так и много поводов для радости. Ей так хотелось снова услышать, как смеется мама.
— Нам всем этого хочется, — сказал Ричард.
На следующий день Элис не смеялась, но температура у нее понизилась, а сознание прояснилось настолько, что она смогла поднять веки и посмотреть в глаза дочери. (Ей хотелось сказать: «Ты здесь, Мэделин. Я так счастлива, что ты здесь». Но, сама не зная почему, она выдала: «Кажется, тебе не мешает принять ванну».)
Несмотря на печаль, Мэдди улыбнулась. «Здравствуй, мама!»
К началу следующего дня температура у Элис нормализовалась, а опухоль вокруг шрама уменьшилась. Гай вывел Мэдди и Ричарда в коридор и предупредил, что возможно возникновение вторичной инфекции. Он настаивал, чтобы Элис пробыла в больнице еще пару недель — до тех пор, пока шрам не заживет как следует.
— Но опасность все же миновала? — уточнил Ричард.
— На данный момент да, — ответил Гай почти с таким же облегчением, что испытала Мэдди.
— Спасибо тебе, — сказала она и, поддавшись порыву, обняла его, но столь же быстро отстранилась, почувствовав, что тело Гая сделалось деревянным.
— На самом деле я ничего особенного не сделал, — пробормотал он, и его загорелое лицо залилось румянцем, чего Мэдди еще никогда не видела.
— Ты очень много для нас сделал, — возразил Ричард.
В тот день Мэдди вернулась на виллу впервые за долгое время, приняла ванну, в которой отчаянно нуждалась, и сменила одежду. Благодаря Делле, ее вещи были уже распакованы и развешаны в шкафу. Мэдди стояла перед гардеробом не в силах пошевелить руками или ногами от усталости. Снова она оказалась в комнате, которую с такой радостью оставила всего несколько дней назад, и ее разум, освободившийся от страха за мать, вернулся к Люку и тоске по нему.
Мэдди была на вилле, когда от него принесли телеграмму; он будто почувствовал на расстоянии, как сильно его жена нуждалась в весточке. Люк сообщил, что они с Питером благополучно добрались до Карачи, и указал адрес отеля, в котором их поселили до момента, пока не подтянутся войска из Лахора. Люди добирались оттуда в сезон дождей по затопленной местности. «Пиши зпт пожалуйста пиши тчк Мы пока стоим здесь тчк».
Мэдди тут же схватила ручку. Она написала ему обо всем, что произошло после его отъезда, но больше всего о том, как по нему скучает. «Я тоже поеду, как только смогу».
На следующий день температура у Элис больше не поднималась, и Ричард вернулся к работе в офисе. Им не хватало сотрудников, поскольку многие находились в отпусках, а другие, такие как Питер и Люк, уже надели военную форму. Но, несмотря на это, округом по-прежнему необходимо было управлять. Сотрудники отца ведали согласованием торговых договоров, выдачей патентов на продажу товаров, рассмотрением заявок на подряды, а еще спорными делами по поводу заработной платы, нехватки воды, ремонта железной дороги.
— Просто удивительно, неужели мы не принесли в Индию ничего, кроме бюрократизма, — устало проворчал Ричард, вечером того же дня вернувшись в больницу. — Мне уже очень не хватает Питера.
— Я подозреваю, что ему вас тоже не хватает, — ответила Делла, улыбнувшись скорее храбро, чем весело. — Никак не могу представить его в роли солдата.
— Безусловно, — произнесла Элис.
И все обменялись взглядами, дабы удостовериться, что каждый слышал, потому что никто не мог до конца поверить в то, что она снова становится сама собой.
Впервые за без малого неделю они оставили Элис на ночь одну, и Мэдди отправилась ночевать в свою старую спальню. В этот раз она не стала печалиться о своем вынужденном возвращении; она просто рухнула на мягкие простыни, даже не запахнув москитную сетку, посмотрела на лежавшую рядом на подушке телеграмму от Люка, секунду послушала, как ходит в соседней комнате Делла, а потом закрыла глаза и уснула. Она спала, спала и спала. Мэдди не могла припомнить, когда последний раз спала так глубоко и долго.
Последующие ночи прошли так же. Мэдди подумала, что из-за постоянного волнения и стремления бодрствовать она достигала обратного эффекта: ее глаза закрывались сами собой. Она ложилась в кровать все раньше и раньше. Часто, к великой досаде Деллы, она уходила в спальню сразу, как только возвращалась из больницы. Иногда ей не удавалось даже дождаться ухода домой — Мэдди дремала рядом с матерью, положив голову на руки.
— Отдыхай, — говорила Элис и никогда ее не будила. — Очевидно, тебе это необходимо.
Но в больнице Мэдди не только спала. Впервые в жизни они с матерью долго, порой часами, разговаривали. Им обеим было ясно, что скоро у них не будет такой возможности, и ни одна из них не хотела упустить представившийся второй шанс. («Спасибо Господу за это, — писал Люк. — Мне только жаль, что меня нет с вами рядом и я не могу видеть облегчение, которое вы обе испытываете. Мне хотелось бы оказаться рядом по множеству причин».) Возможно, это случилось отчасти благодаря действию опиоидов, но Элис безо всякой просьбы Мэдди сама заговорила о своем предыдущем пребывании в больнице и о той операции на корабле.
— Ты знаешь, я уже была здесь раньше, — сказала Элис в первый день после того, как ее отпустил жар. Во время своего рассказа она не сводила глаз с Мэдди. Было видно, что ей приходится делать над собой усилия.
— Да? — спросила Мэдди тихо, чтобы мама не передумала и не замолчала.
— Да, — ответила Элис и сделала очень долгую паузу. Мэдди даже испугалась, что на этом рассказ и закончится.
Она решила немного подтолкнуть Элис и сказала:
— Папа сказал, что ты заболела по дороге из Англии.
— Заболела? — переспросила Элис, и на щеках ее появились глубокие морщины, выдавшие душевное страдание. — Нет, Мэделин, я не заболела.