С горьким чувством вины Мэдди пошла дальше и остановилась у перекрестка, держа в руке путеводитель Люка Деверо. Она быстро сверилась с указаниями, утерла пот со лба и поспешила в направлении базара в обход сводчатых стен вокзала. Заскрежетали колеса останавливающегося поезда, и повалил пар. Сквозь дымку Мэдди увидела стоявшего на платформе прямо в проеме арки молодого человека в пробковом шлеме. Девушка выругалась про себя, узнав в нем одного из младших помощников отца. Заметив Мэдди, он округлил глаза, и стало ясно, что он тоже ее узнал. Молодой человек снял свой шлем. Он выглядел так, будто собирался окликнуть девушку. И Мэдди поспешила затеряться в толпе, дабы ей не пришлось объяснять ему, что она делает в городе.
Завизжали колеса, и запаздывающий поезд из Пуны содрогнулся и встал. Люк сидел в вагоне первого класса, который в иных обстоятельствах был бы пустым, и заканчивал отчет, готовясь к встрече, на которую уже опаздывал. Когда поезд остановился, он собрал все бумаги: списки батальонов округа с указанием званий и уровня подготовки, особые требования к обучению, собственные рекомендации по мобилизации индийских войск для войны в Европе в случае начала военных действий. Конечно, Люк надеялся, что этого не произойдет. Но ввиду перевооружения армии и флота, которое проходило в течение последнего десятилетия, вероятность такого исхода выглядела ужасающе высокой. Одна половина континента намеревалась построить собственную империю, а другая половина желала этому помешать. И если кто-нибудь предпримет действия в пользу той или другой стороны, паутина многосторонних соглашений неизбежно втянет всех в открытую борьбу.
Люк встал, разминая затекшие шею и спину и радуясь долгожданному возвращению. Это были нескончаемые три месяца. Сначала его направили в Индию всего на два месяца, но в Генеральном штабе в Англии волновались и постоянно присылали телеграммы, где запрашивали всё новые регионы, по которым нужна была информация. «Премного благодарны за вашу службу и терпение тчк». Он уже потерял счет пристаням, где ему пришлось останавливаться, военным городкам, разговорам с командирами, часам наблюдения за местными войсками, сипаям, большинство из которых и не слыхивали о Балканах, так же как совсем не понимали, кому какая часть Европы принадлежит.
Чем с большим количеством местных солдат он разговаривал, шлифуя свой заржавевший хиндустани, тем больше тревоги вызывала у него необходимость отрывать их от семей и родных деревень и тащить за тысячи миль за море. Люк даже не представлял, как это будет выглядеть на практике. Многие из встреченных им командиров так же, как и он сам, не понимали, как эти люди воспримут, что им станут отдавать распоряжения офицеры, не знающие их языка, религии, обычаев и кастовой системы. И как индийцы перенесут боевые действия в северной Европе, прожив всю жизнь в жарком климате. Несколько раз Люк даже был близок к тому, чтобы телеграфировать в Генеральный штаб и доложить им, чтобы и думать забыли о сипаях. «Премного благодарны за ваше понимание тчк». И он, несомненно, так бы и поступил, если бы у него была хоть капля уверенности в том, что из этого выйдет толк.
И вот он застегнул замок портфеля и снова опустился на сиденье, сквозь мутное окно вагона скользя взглядом по затененному перрону, который вдобавок заволокло паром. Где-то там его ожидал человек, которого обещал прислать Питер. «Прямо с теплохода, только что из метрополии, но потрясающе старательный и довольно способный», — писал он своему другу. На платформе было полно народу. Из соседних вагонов поезда выходили многочисленные пассажиры с потертыми чемоданами и зажатыми под мышками кульками. Люк изучал глазами толпу, и тут взгляд его остановился на парнишке в пробковом шлеме. Похоже, что его лицо еще не привыкло к безжалостному индийскому солнцу и сильно обгорело. Он стоял прямо под арками и неуклюже топтался на месте. Решив, что это и есть его провожатый, Люк стянул с багажной полки чемодан, дернул за ручку двери и вышел из вагона в толпу. Он заплатил носильщику, чтобы тот позаботился о багаже, и направился к своему проводнику, ожидавшему его с большим нетерпением.
— Фразер Китон, я полагаю, — перекрикивая толпу, окликнул парня Люк.
Китон повернулся и с облегчением выдохнул. Он настолько явно был взволнован, что Люк с трудом сдержал улыбку.
— Мистер Деверо, — сказал Китон, — слава богу.
— Простите, что заставил вас ждать, — ответил Люк.
— Нет, нет, я не это имел в виду. Я бы с радостью дождался, конечно. Надеюсь, я не обидел вас…
— Ну что вы.
— Просто… — Китон метнул взгляд на залитую солнцем улицу, а потом снова посмотрел на Люка. — Я ужасно сожалею, — продолжил он, — но могу ли я оставить вас? Вы доберетесь до офиса без меня?
— Без вас?
— Мне очень неловко просить вас об этом.
Люк видел, что парень говорит искренне.
— Дело в том, что… — продолжал Китон, — ну, я кое-кого видел… Мне, наверное, надо пойти и проверить. Я имею в виду, что… — он резко умолк, будто отчаявшись.
Люк посоветовал ему глубоко подышать.
Китон послушался.
— Ладно, — улыбнулся Люк. — Так что вы собирались сказать?
Еще один глубокий вздох.
— Дочь Ричарда Брайта, — Китон выпучил глаза. — Кажется, я заметил ее в толпе. Совсем одну. Без сопровождения.
Приглушенный свет струился на ряды лотков. Навесы, натянутые от здания к зданию на разных сторонах улицы, придавали свету разные яркие оттенки. В горячем воздухе витал аромат жареного лука и чеснока. Это торговцы жарили пакору
[12]. У Мэдди под тугим, влажным от пота корсажем заурчало в животе. Она почти решилась отбросить осторожность и купить себе порцию. Наверное, она так бы и поступила, если бы не боялась упустить из виду мужчину, несшего на обнаженном плече рулон розового шелка.
Мэдди приметила его сразу, как только пришла на рынок. У нее в голове тут же сложилось продолжение письма к тетушке Эди. Она решила отправить вместе с письмом подарок — шаль, увидев которую тетя Эди не смогла бы сдержать улыбки, отвлеклась бы хоть ненадолго от мыслей о дяде Фитце и его новой жизни. Поэтому Мэдди намеревалась догнать торговца. Но он продвигался так быстро, что она едва за ним поспевала. Она шла быстрым шагом, лавируя между кучками навоза, недоеденными фруктами и мусором. Чем быстрее она шла, тем жарче ей становилось. Кожа блестела от пота, который струился по всему телу и скапливался в ямочке между ключиц.
— Примерьте! — прокричал Мэдди торговец украшениями и помахал красным браслетом. — Отличный размер. Отличный цвет.
— Потом, — ответила девушка, не сбавляя шаг, — может быть, потом.
Она бежала дальше, прорываясь сквозь галдящую толпу. Поворот за угол. Еще один. И стоп. Мэдди очутилась в еще более тесном переулке, забитом лотками, торговавшими тканями: хлопками, шелками и муслинами. Материи тысячи разных оттенков красовались в неярком свете. Мэдди встала на цыпочки, стараясь отыскать глазами того мужчину, за которым бежала. Тщетно. На небольшом пространстве набилось слишком много народу. Зато девушку тут же заметили все владельцы лавок. Не успела Мэдди перевести дух, как грянул целый хор голосов: «Мемсаиб, мемсаиб!» Торговцы повыскакивали из-за прилавков. Они совали ей в лицо образцы тканей и кричали: «Посмотрите, мемсаиб. Посмотрите!»
