— Хорошо, — сказал Гай, ерзая в кресле. — До этого я доводить бы не хотел…
— Разумеется, разумеется, — согласился Парсонс, вынимая из коробки сигару, — но, ради бога, не ставь ее в известность. К чему доводить дело до суда? Просто немного поговори с ней, убедись, что она понимает, какие последствия ее ждут, если она продолжит заниматься всякой ерундой. Мне кажется, она не из тех, кто станет выставлять себя в дурном свете перед собственными детьми. Как я уже сказал, ты можешь заявить право на опеку и над Айрис тоже.
Гай смотрел в свой стакан виски, не понимая, как могло дойти до такого. Совсем недавно они все были так счастливы. Он был так счастлив…
— Не заморачивайся! — ухмыльнулся Парсонс. — Мэдди никуда не собирается, дети тоже. Твоя семья в безопасности, дружище.
Гай кивнул. Хотя ему по-прежнему было не по себе, он чувствовал себя гораздо спокойнее. Слова школьного приятеля, сказанные с такой уверенностью, казались ему разумными, почти уместными, пока он сидел в его обитом деревом кабинете в окружении юридических книг.
Такими они казались ему и по дороге на виллу.
И потом, когда он подъехал и выяснил, посмотрев на освещенные окна спальни Мэдди, со смешанным чувством облегчения и страха, что она не только дома, но даже еще не легла, хотя было почти двенадцать ночи. Правильнее всего было бы пойти и призвать ее к порядку, расставив все точки над «и».
Всё уже сказано и сделано. Она просто не оставила ему выбора!
Он ее муж. Она сама решила выйти за него и вверить его заботам Айрис, а теперь носила его ребенка. (В том, что ребенок его, Гай не сомневался. Он был уверен. Абсолютно. Полностью, исключительно и несомненно.) Он почти слышал биение его маленького сердечка и даже представлял, каково будет впервые взять его на руки. Он не позволит этой глупышке, этой замороченной любовными бреднями девчонке лишить его этого счастья!
Но всё же, медленно поднявшись по ступенькам, а потом стоя возле ее спальни с занесенной рукой, чтобы постучать в дверь, он терзался сомнениями, сможет ли, глядя ей в глаза, произнести всё то, о чем говорил Парсонс.
И вдруг, непонятно почему, ему вспомнилась записка, которую посыльный оставил для него в «Си Лаундже» в самом начале этой грустной истории, после обеда в честь дня рождения Айрис. Записка была от Элис. Она настояла, чтобы посыльный Гая отнес ее как можно скорее («В полуденную-то жару, саиб!» — с негодованием пожаловался потом слуга), вероятно желая, чтобы Гай получил ее сообщение до того, как что-то станет происходить.
Да, начало того мучительного обеда было нелегким…
«Я ничего не скажу Мэделин, — писала Элис, — но мне нет нужды говорить тебе, что она никогда не простит тебя за то, что ты попытался использовать Айрис против нее. У меня самой смешанные чувства: я понимаю, почему ты так поступил, и мне тоже страшно. Но я обещала Айрис, что ты больше никогда, ни при каких обстоятельствах не сделаешь ничего подобного и она не лишится возможности видеть кого-то из нас. Я сказала ей, что ее родители — всегда, при любых обстоятельствах — будут заботиться о ней и приносить ей радость.
Не расстраивай ее, Гай. Если ты искренне любишь Айрис, в чем я не сомневаюсь, найди другой, более честный способ убедить мою дочь, что ты ее заслуживаешь.
Пожалуйста, не опускайся ниже своего достоинства».
Элис проговорила всё это еще раз в тот же день, придя в больницу. Она вознамерилась убедить Гая, что он поступает бесчестно, пытаясь встать между Айрис и Люком.
— Ты забыл, через что прошел Люк? — сказал она, заставив его почувствовать себя подлой тварью. Чего он лишился? Неужели ты не понимаешь, что не сможешь смотреть людям в глаза?
Тогда Элис, вне всякого сомнения, хотела, чтобы Мэдди предпочла его Люку. Гай был уверен. «Мне тоже страшно». Вот почему он послушался ее и перестал настаивать на своем присутствии, когда Айрис проводила время с Люком.
Девочка сначала дичилась, а потом начала восхищаться отцом, несмотря на хорошо продуманную Гаем стратегию: доверительные беседы, на протяжении которых он убеждал ее стараться вести себя с Люком вежливо, как бы страшно ей ни было, объясняя, что он, Гай, позаботится о ее безопасности, всегда будет незаметно присматривать за ней… Господи, да зачем ему жить, если у него не будет возможности заботиться об Айрис?!
Гай с грустью посмотрел на дверь в комнату малышки в дальнем конце коридора. Он представил себе, как она спит, повернувшись на бочок, что-то тихо бормоча во сне, и ее темные кудряшки липнут к розовым щекам, и опустил голову, вспомнив, с какой опаской с недавних пор она начала смотреть на него. Она перестала ему доверять. Она — милый ребенок, когда-то охотно бежавший к нему, усомнилась в нем, стала бояться того, что он может сказать.
Раздавшийся из-за двери кашель заставил его развернуться. Ему вспомнилось, как плохо было Мэдди накануне. Его сердце сжалось от тревоги, когда он услышал, что она побежала в ванную. Ему хотелось пойти к ней, обнять. Побыть с ней.
Он всегда хотел всего лишь быть рядом.
И глядя на деревянную дверь спальни Мэдди, Гай, чуть помедлив, прижался к ней и уперся лбом в теплую влажную поверхность.
Они просто сбились с пути, не успев насладиться счастьем. Поторопились. Или мир стал меняться слишком быстро. И им не хватило времени.
Гай закрыл глаза и мысленно проговорил всё, что по совету адвоката собирался сейчас высказать Мэдди. И понял, что никогда не смог бы заставить себя сделать это. Поэтому не стал даже пытаться.
Он нехотя отошел от двери в спальню Мэдди и, еле передвигая ноги, направился в свою комнату. Поговорить с Мэдди он не мог, но мог ей написать.
Глава 36
Мэдди бодрствовала, когда Гай подсунул под дверь, соединявшую их спальни, сложенный вдвое листок. Она не спала всю ночь и слышала, как он ходит, вздыхает, что-то пишет за столом. У нее даже появилось желание встать, пойти к нему и поговорить. «Пожалуйста, давай это наконец сделаем?» Но пережитые за день эмоции опустошили ее морально, и чувствовала она себя слишком плохо. Поэтому Мэдди лежала на кровати, обхватив руками живот, и перебирала сотни вариантов того, как могут дальше развиваться события.
И еще тревожилась за мать. Элис не была откровенна — Мэдди это поняла, когда вернулась от Люка и обнаружила ее в детской. Мать смотрела на спящую Айрис с выражением покорной утраты на бледном лице.
Люк тоже видел это — он зашел на виллу Гая вместе с Мэдди. Когда ей стало плохо у него в квартире, он настоял, что отвезет ее, поскольку в таком состоянии не стоит садиться за руль. Мэдди начала рассказывать Люку, как расстроена была Элис в момент ее отъезда, только в виду Малабарского холма. И по тому, как спокойно воспринял это Люк, хмурившийся лишь на потенциально опасных участках неосвещенной дороги, она начала догадываться, где кроется причина материнских переживаний. В ее ушах снова прозвучали слова Элис: «Просто я видела сегодня Диану», и Мэдди смолкла на полуслове: всё наконец встало на свои места.
