Под руководством Советского Союза цель этой организации так же очевидна, как граница меж черным и белым: «…каждая коммунистическая партия ответственна перед Коминформом». И: «Коминформ есть партийно-политическая основа объединенного международного фронта. Каждое политическое отклонение от него ведет к предательству».
Белград
В здании на углу улиц Московской и Йована Ристича оборудуют штаб-квартиру Коминформа. Окна двух нижних этажей закрашены. Работают там не менее 362 чиновников: 211 русских, 17 поляков, 9 сербов, 4 чеха, 3 болгарина и т. д., сообщает швейцарская ежедневная газета «Журналь де Женев». Официальный язык — русский. Ко всем сотрудникам приставлены агенты, как защита и надзор. Несмотря на роскошные виллы и роскошные автомобили, пишет газета, персонал Коминформа живет как под арестом.
Кембридж, Массачусетс
Грейс Хоппер балансирует на границе двух языков. Общение меж машиной и человеком — вот где она находит себе поле деятельности.
Она слишком много пьет, слишком много курит, слишком много работает. Ей одиноко. Порой хочется все бросить, но она остается, трезвеет и возвращается к работе, которую сама себе и придумала.
ЭВМ — ее товарищи по работе, огромные зверюги, которых надо приручить, и она становится дрессировщицей. Грейс Хоппер задумывается не столько о том, что машины делают, сколько о том, что они должны уметь. Кто бы знал. А ты подумай. Она уверена, что могут меняться изнутри.
Именно в этом году взблескивают открытия: полароидная фотокамера, транзистор, беспроводной телефон. Грейс Хоппер думает, что вместо множества разных аппаратов все должен бы делать один-единственный — при правильном программировании. Но чтобы заставить машину выполнить точный приказ, требуются часы кодирования. Вот если б был язык, который переводил бы машине человеческие приказания, если б машина могла самопрограммироваться, все бы упростилось.
Она часами сидит за столом, склонясь над расчетами. Позднее, когда каждый новый компьютер потребует собственного языка-посредника и потому ширящаяся компьютерная империя рискует фрагментизироваться, Грейс Хоппер руководит работой по созданию единого языка программирования, COBOL.
«Я могу заставить ЭВМ делать именно то, что я хочу, главное — сформулировать задачу».
Есть тысяча причин вскрыть механизм часов. В семь лет Грейс Хоппер вскрывает семь механизмов, а стало быть, причин тому может быть семь тысяч. Теперь она использует цифры, чтобы создать язык для общения с машиной.
Буэнос-Айрес
Один из тех, кто в 1947 году приезжает в Буэнос-Айрес, — шведский нацист и доброволец СС Ханс-Каспар Кройгер. Сейчас он работает инструктором в аргентинской армии. И тоже напишет статью в «Дер вег», но в первую очередь занимается переброской нацистов из Европы. С этой целью он открывает маленькое бюро путешествий, «Вианорд», совместно с Турольфом Хилльбладом, тоже шведским нацистом.
Ханс-Каспар Кройгер дает в «Дер вег» рекламное объявление, откуда следует, что скандинавское бюро путешествий дает консультации по иммиграции — «Beratungen in Einwanderungsangelegenheiten» — и что расположено оно по известному адресу: Суйпача, 156.
На той же улице, что и шведское посольство, в том же доме, где располагается первая редакция «Дер вег». Но никакой таблички на двери. Бюро путешествий «Вианорд» — тайна, работает оно на втором этаже.
Молодой швед, Рагнар Хагелин, случайно устраивается на работу в это бюро летом 1951 года. Его задача — бронировать места для немецких пассажиров на судах, идущих из северной Испании в Буэнос-Айрес. Исключительно для пассажиров-немцев. Каждый день заходит аргентинский полицейский комиссар, записывает Хагелин, но никаких выводов не делает. А какие выводы можно сделать?
Только когда у молодого Рагнара Хагелина случается спор с одним из сотрудников бюро — бывшим спортсменом, выступавшим за Гитлера на Олимпийских играх 1936 года, — он понимает, куда попал. Они сравнивают французский и немецкий языки, Хагелин заявляет, что предпочитает французский, цитирует Наполеона и говорит, что немецкий — язык для болванов. Тогда коллега, схватив Рагнара за рубашку, прижимает его к стене. Потом Хагелин обсуждает этот инцидент со знакомым из шведского посольства, и тот подтверждает, что «Вианорд» принадлежит нацистам, это же всем известно. Рагнар Хагелин немедленно увольняется.
Находятся ли бюро путешествий «Вианорд» и редакция «Дер Вег» по одному адресу одновременно или сменяют друг друга?
Точно известно одно: адрес Суйпача, 156 на протяжении многих лет является центром «белого бегства» из Европы.
Впоследствии у Рагнара Хагелина родится дочь, Дагмар. В семнадцать лет девушка «исчезнет», похищенная теми аргентинскими военными, что в 1947 году проходили подготовку, в частности, под руководством двух нацистов, у которых работал Хагелин.
Стокгольм
Поэтесса Нелли Закс живет в Стокгольме уже семь лет. Жизнь беженки, нежизнь, жизнь. В одном стихотворении она пишет:
«Мы изранены до того, что нам кажется смертью, если улица вслед нам бросает злое слово»
[63].
В мае 1940-го сорокавосьмилетняя Нелли Закс приехала из Берлина в Стокгольм вместе со своей семидесятилетней матерью. Позднее бегство. Польша погибла, Дания оккупирована, в Норвегии шли последние бои, прежде чем оккупация стала страшной реальностью. Немецкая армия направлялась во Францию.
Почему Нелли Закс выбирает Швецию? Ответ — Сельма Лагерлёф.
В пятнадцать лет Нелли Закс получила в подарок роман «Сага о Йёсте Берлинге» и с той минуты мечтала и сочиняла в духе нобелевской лауреатки. Даже написала своему шведскому кумиру и получила ответ.
В Германии Нелли и ее мать преследовали — по всем правилам, типичным для подготовки геноцида: определенную группу людей изолируют от остального населения, отнимают всякую возможность заработать на жизнь и кусок хлеба. Вскоре остаются лишь два последних этапа: уничтожение как таковое и, наконец, грабеж всего имущества.
Поэтому в ноябре 1938 года Нелли послала письмо состарившейся и больной Сельме Лагерлёф:
«Можно ли мне и моей маме приехать в Швецию и отдохнуть у добрейшего из сердец? За самую малую возможность жить я буду благодарна всеми фибрами моего существа».
Ответа не пришло.
Подруга семьи Закс поехала в Вермланд, чтобы лично просить Лагерлёф о помощи, но, к несчастью, попала под автобус. Время шло. В январе 1939-го Нелли Закс написала еще одно письмо. Просила, умоляла, взывала, надеялась.
Ответа не было.
Пострадавшая подруга выписалась из больницы и наконец отправилась в усадьбу Сельмы Лагерлёф, но великой писательнице докучали шумные строительные работы на чердаке. Ни слова в ответ. Подруга подождала еще день и сделала последнюю попытку, на сей раз она запаслась бумагой и ручкой, чтобы крупными буквами записать свою просьбу о помощи для Нелли Закс. И неожиданно Сельма согласилась выслушать ее и обратиться с ходатайством к шведскому правительству:
