И посреди службы Видаль разражается рыданиями. Со дна души поднимается невыносимое горе, все тело сотрясается от плача. Он рыдает так, что привлекает внимание и раввина, и ответственного за экономику. Они смотрят друг на друга: Видаль состоятельный человек, такое горе не может не подвигнуть его пожертвовать некую сумму на нужды общины.
Нет, Видаля не назовешь глубоко религиозным человеком. Но два раза в год он обязательно приходит в испанско-португальскую синагогу и не может удержаться от слез.
Осенью 1949 года Видаль понял: стареет. Прожил гораздо больше дней, чем осталось прожить. Скоро шестьдесят, у него диабет. Рита на десять лет моложе, и, по всей вероятности, она его переживет. Пора поставить все на свои места. Флора давно умерла, братья и сестры возражать не будут, в общину доносить никто не станет.
Так и получилось, что после двадцати лет супружества Видаль сделал Рите предложение. Давай поженимся, сказал он. В один прекрасный день меня не станет, и некому будет о тебе позаботиться.
Рита согласилась. Они записались на прием в муниципальную контору 30 ноября 1949 года и зарегистрировали брак. А потом пошли в ее любимый ресторан: ростбиф, запеченная дольками картошка, брюссельская капуста. Два стакана красного вина.
Видаль Коэнка не знал, что произошло с могилами его предков. Откуда ему было знать? Британские газеты ни словом не обмолвились о разоренном сефардском кладбище в Фессалониках. Но то, что всех евреев вывезли в нацистские лагеря смерти, он знал. Уцелело только восемьсот человек.
Так уничтожается язык, так расправляются с древней историей, так разбиваются сердца.
День закончился. Смолкло воркование голубей, слышно только спокойное дыхание прибоя – короткий выдох и долгий, протяжный вдох отступающей волны. В темно-синем бархатном небе зажглись звезды. У меня осталось всего несколько часов в Фессалониках. Завтра, как и вчера, как и позавчера, мимо окна будут проноситься черные стрелы стрижей, но провожать их глазами будет кто-то другой.
В начале девятнадцатого века в Польше, в городе Коцке, жил раввин и духовный лидер по имени Менахем Мендель. Нет ничего целее разбитого сердца, говорил он. Когда я впервые услышала эти слова, записала их на руке. Мне не нужен никакой духовный лидер, мне не нужно утешение, не нужно примирение. И надпись я смыла. Но она оказалась несмываемой, как татуировка.
Нет ничего целее разбитого сердца.
Разбитое сердце открыто для всего, готово впустить все и вмещает все.
И любовь, и ее утрату
И измеренные странствия света во Вселенной
И точное число погасших звезд
И голубые от квасцов гортензии
И розовые, и белые
И мертвых жучков в дождевой бочке
И тяжесть тайны, и тяжесть замещающей ее другой тайны
Разбитое сердце вмещает все.
Каждое черное слово ненависти в английском парке
Каждую стайку отворачивающихся одноклассниц
Точно измеренную глубину пропасти, куда падает ребенок, когда ему изменяют родители
И бесчисленные усилия, чтобы не сорвалось с языка слово “еврей”
И тела сожженных на кострах
Разбитое сердце вмещает все.
Игрушки, закопанные под елкой
Каждое героическое арпеджио и каждую паузу в Пятом концерте Бетховена, который также называют “Император”
Каждое крещение, каждое заклинание, каждую ложь
Мириады зерен на берегу – перемолотые морем и временем ракушки, янтарь и когда-то упавшие метеориты
Дитя под роялем под дождем гармоний Иоганна Себастьяна Баха
Разбитое сердце вмещает все.
Каждый шаг мальчика с нашитой на сердце желтой звездой в будапештском гетто
Каждую минуту, прожитую его отцом, пока его не убили
Пятьсот мужчин, раскапывающих могилы своих предков на сефардском кладбище в Фессалониках
Каждый зонтик, купленный перед поездкой в Аушвиц
Каждую повернутую в подземное царство надпись на могильной плите
Каждое отторжение
Постоянное отторжение
Разбитое сердце вмещает все.
А нежелание прощать? – спрашивает Воительница, прикрываясь своими латами.
И нежелание прощать. Разбитое сердце огромно, оно вмещает все. Оно вмещает бездонный овраг, заполненный так и не высказанными словами прощения, и горную цепь отказов что-то прощать. Разбитое сердце расширяется от боли, расширяется и расширяется – до бесконечности. Как Вселенная.
Я не прощаю ничего.
