Но Салли же так не считает! Она плевать хотела, что жена должна поддерживать мужа, – а ведь Рита всего-навсего исполнила свой долг. Что она знает, Салли… и вообще, известно ли ей слово “долг”? Салли, которая никогда не слушает, что ей говорят другие, поступает, как считает нужным, – одним словом, своевольничает. Неуправляемая Салли. Для нее же хуже – она, как соломинка, возомнившая себя деревом, не хочет гнуться – как бы не сломалась. Так было тогда, когда ей было тринадцать, и с тех пор мало что изменилось. Салли остается прежней.
В школе Салли изнывала от тоски. Ненавидела тесный класс в женской Уэссекс-Гарденс, где ее фамилию изуродовали и превратили в Какао, где одноклассницы гордились постепенно проявляющимися женскими округлостями и смеялись над ее худобой, не забывая отметить темный южный пушок над верхней губой. Мисс Какао… поздравляю с усиками. Очень идут… Только и мечтала вырваться за пределы безобразной, ржавой решетки школьных сплетен и пересудов, где чувствовала себя выставленной напоказ. Она не могла защитить себя от критических взглядов и насмешек, но была готова в любой момент ринуться в драку с обидчицами.
Рядом была еще одна школа, мужская. Салли каждый день проходила мимо, хотя никто не мешал пойти другой дорогой, покороче. Выбирала самых красивых мальчиков в стайках учеников на переменах и старалась привлечь их внимание. Притворялась увлеченной беседой со случайной попутчицей, бегала, прыгала, преувеличенно громко смеялась, встряхивала головой – пусть все видят, как красиво развеваются волосы, поблескивая на скупом британском солнце. Но как только подмечала, что кто-то из мальчиков на нее смотрит, тут же отворачивалась – подумаешь!
Каждый год мужская школа устраивала бал, и каждый год рассылались приглашения девочкам из Уэссекс-Гарденс. Многим, но не всем. Некоторых выбирали, других нет. Девочки, получившие напечатанные пригласительные открытки, пускали их по кругу. Тем, кого не пригласили, тоже позволяли разглядывать эти плотные карточки (“а руки ты мыла?”). Салли казалось, что получить такое приглашение – будто тебе вручили ключ от рая. Врата в иной, неизвестный мир – мир, где угощают тортами, где играет настоящий, живой оркестр. Сверкающий атласными шелками и радостными улыбками мир.
Но Салли не пригласили ни разу. Она мучительно пыталась понять – почему? Откуда им там, в мужской школе, знать, кто из девочек заслуживает короны принцессы, а кому следует присвоить второй сорт и забраковать? Кто определяет и на каких основаниях? Кому принадлежит решающее слово? Салли очень хотелось пойти на этот бал. Если бы ей предложили выбирать: с одной стороны – ее несомненные успехи в спорте, восторги тренера, матери и тетки, радость победы, а с другой – этот бал в мужской школе, она бы выбрала бал. Ни секунды бы не сомневалась.
Но, оказывается, чудеса случаются. Иной раз на сухом посохе безнадежного ожидания расцветают нежные бутоны счастья. Вечером Салли вернулась из школы и увидела на кухонном столе письмо. Мать аккуратно приставила его к солонке – и сливочно-белый конверт мгновенно превратился в центральный пункт не только кухни, но и вселенной.
Салли получила приглашение на бал.
Должна ли я была что-то предчувствовать? – спрашивала себя Рита потом. Но кто же мог догадаться? Конечно, она очень радовалась за Салли. Наконец-то! Начали обсуждать платье, украшения, что делать с волосами, стоит ли завиваться или оставить все как есть – у тебя же замечательные волосы. Может, немного румян? А губы? Даже планы и подготовка – огромная радость. Салли была буквально наэлектризована, от нее чуть искры не сыпались. Завтра же возьмет приглашение в школу, пусть полюбуются!
Мне пятьдесят лет и два месяца. Сколько же это дней?
И посчитала в уме: восемнадцать тысяч триста шесть, не больше и не меньше. Цифры точные, отражают ее жизнь. Сухо и беспристрастно, без чувств и нюансов. Почти двадцать тысяч дней… и как понять, какой из них может стать переломным?
И вот она сидит за тем же столом, а на столе – та же солонка. И кухня та же, и бледно-желтые стены, которые ей когда-то так нравились, и пол, и плита, и шкаф, и буфет – все то же. Как же может так получиться, что один-единственный вечер изменяет цвет будущего? Кто может объяснить?
Тринадцатилетняя Салли схватила конверт и отнесла наверх, в свою комнату, чтобы, как только проснется, сразу его увидеть. Тут же спустилась опять, размахивая приглашением, потом хлопнула себя по лбу и вновь взлетела по лестнице, искать кулон в виде золотого сердечка. Опять сбежала вниз, взлохматила голову младшей сестренке, на которую обычно не обращала внимания, убежала к себе и стихла.
Рита и сейчас помнит внезапно наступившее молчание. Сначала она удовлетворенно кивнула – должно быть, Салли решила почитать или сделать уроки. Очень хорошо. Завтра урок музыки, надо позаниматься на пианино. Но тишину внезапно нарушили странные звуки и глухие удары.
Рита пошла наверх посмотреть, что происходит.
Ее дочь рыдала.
Что случилось? Салли ничего не могла объяснить – ее душили слезы. Постепенно выяснилось: она читала приглашение, много раз, и каждый раз чуть не подпрыгивала от радости, но потом что-то показалось Салли подозрительным. Что-то не так. Сначала не могла понять, что именно, – какое-то отклонение, мелочь, какая-то странная деталь. Прекратила смеяться, стала всматриваться и поняла: почерк. Странный блеск букв. Поднесла поближе к лампе, повернула под углом и поняла: текст приглашения не настоящий. Буквы не напечатаны типографским способом, как всегда на этих приглашениях из мужской школы, а написаны от руки. Очень красиво, прекрасно сформулировано, почти неотличимо – но от руки. То есть фальшивка. Кто-то – и она даже догадывалась кто – хотел, чтобы она, раздуваясь от гордости, пришла с этим приглашением в школу, и эта гадина раскрыла бы обман. И она стала бы посмешищем. Или еще хуже: нарядилась в выходное платье, нарумянила щеки, явилась на бал – и получила от ворот поворот. Все будут проходить мимо, а она останется стоять у дверей, оплеванная и осмеянная.
Салли рыдала безутешно. Швыряла книги на пол, билась головой об стену и выкрикивала что-то невнятное.
Прошло много лет, но Рита помнит: ярость Салли передалась и ей. У нее тоже навернулись слезы на глаза. Прикуривала одну сигарету от другой, потрясенная и возмущенная изощренной подлостью одноклассниц дочери. И ее дочь должна и дальше учиться в этой школе, смотреть в глаза этим мерзавкам… Сошлись на том, что обидчицы должны быть наказаны.
Салли, нарыдавшись, выпила стакан теплого молока и лежала у себя в комнате. Рита до прихода Видаля топталась в кухне, не находя себе места от оскорбления и жалости к дочери.
Явился Видаль, и Рита, не дав ему снять пальто, рассказала всю историю. Довольно бессвязно, но он понял. Школа обязана отреагировать, ректор должен принять меры. Салли знает, кто стоит за этой гадостью.
– Салли! – крикнула Рита. – Принеси приглашение!
Салли спустилась вниз. Отец долго сидел, изучал письмо, Салли назвала фамилию зачинщицы. Опять заплакала, и Рита достала очередную сигарету. Надо написать письмо ректору, повторяла она каждую минуту, надо написать в школьный совет. И опять, с нажимом: надо написать письмо ректору. Не горюй, Салли, папа напишет письмо ректору, они будут наказаны. За такие вещи надо из школы выгонять. Они у нас увидят…
