Разногласия и зависть одной колонии к другой, независимая или уклончивая позиция некоторых колониальных собраний, высокомерное пренебрежение к королевским приказам в Массачусетсе и других местах, трудности при исполнении законов о торговле – все это, по мнению лордов Совета по торговле, выявило «необходимость привести этих людей к более ощутимой декларации своего повиновения его величеству». Правительства эпохи Реставрации сначала стремились укрепить колониальную администрацию двумя путями: превратив колонии, на которые распространялось право собственности, в королевские колонии и назначив королевских чиновников в привилегированные колонии. Отзыв права на собственность был во многом вопрос нахождения законной лазейки. Колонисты не испытывали огромной любви к своим собственникам – обычно те были просто получателями ренты, не жившими в колонии, – и были в достаточной степени готовы перейти под королевское управление. Нью-Гэмпшир и Бермудские острова стали королевскими колониями в годы правления Карла II. Нью-Йорк, Нью-Джерси и Делавэр последовали за ними в 1685 г. благодаря тому, что их собственник стал королем. Начиная с 1689 г. корона настаивала на своем утверждении кандидатур губернаторов в оставшихся колониях, на которые распространялось право собственности, так что власть собственников была соответственно ослаблена. Те немногие колонии, которые оставались в собственности еще и в XVIII в., стали символами коррупции и некомпетентности. Однако в привилегированных колониях ситуация была совершенно другая. Привилегии были даны группам недовольных еще в те времена, когда заморское поселение представляло собой сравнительно небольшой интерес для правительства метрополии, и документы были составлены в общих выражениях. После Реставрации такие чиновники, как захвативший Нью-Йорк Николс, посланный в Новую Англию в качестве уполномоченного по изучению методов местного управления, и Рэндольф, отправленный из Англии в 1678 г. в Новую Англию в качестве сборщика таможенных пошлин, столкнулись с преднамеренной и иногда дерзкой обструкцией, особенно в Массачусетсе. Формулировка привилегий придавала некоторый законный оттенок этому независимому поведению. Королевских советников предупредили, что колонисты или, по крайней мере, правящая олигархия среди них ревностно держатся за свои привилегии и могут даже взяться за оружие, чтобы защитить их.
Эта юридическая закавыка была решена лишь в 1684 г. В этом году привилегия у Массачусетса была отозвана в результате судебного разбирательства quo warranto (лат. правомерность каких-либо привилегий, притязаний) на основании того, что колония стремилась стать независимым политическим образованием. Вслед за ним вскоре последовали Коннектикут и Род-Айленд. Никакого сопротивления не было. Когда наступил решающий момент, жители Новой Англии предпочли подчинение и защиту непрочной независимости. Король Яков II продолжил объединять северные колонии с административной целью и целью обороны в одно владение и назначил туда генерал-губернатора, уполномочив его временно прекратить деятельность колониальных собраний и управлять посредством номинированного совета. Указания, полученные генерал-губернатором, были во многом похожи на указания испанским вице-королям, особенно в той части, которая касалась судов и судебных апелляций к Англии. Они являлись экспериментом в административной реформе за счет конституционной традиции. Однако в 1688 г. Яков II потерял трон, соответствующая революция разразилась в Новой Англии, собрания возобновили свои заседания, а генерал-губернатор был отправлен на родину. Вслед за вступлением на престол Вильгельма III последовал ряд конституционных компромиссов. Коннектикут и Род-Айленд, которые никогда не создавали больших проблем, вновь обрели свои привилегии в 1690 г. Массачусетс как самая непокорная колония тоже получил свою привилегию, но в измененной форме. Губернатора для него теперь назначала корона, и должен был быть отменен тест на принадлежность к какой-либо церкви для получения избирательного права.
Так что корона не воплотила в жизнь модель идеального управления Якова II – не создала больших централизованных вице-королевств, управляемых из Уайтхолла. Однако усилия последующих Стюартов привели в какой-то мере к централизованному контролю. В 1696 г. Вильгельм III учредил постоянный Совет по торговле и колониям для замены комитетов Тайного совета, которые до той поры занимались делами колоний, хотя исполнительная власть оставалась, как и раньше, у самого Тайного совета. Была создана общая таможня, служащими которой стали чиновники, назначенные в Англии, при поддержке судов вице-адмиралтейства, которые должны были проводить в жизнь акты о торговле. Корона назначала губернаторов и определенных чиновников почти во всех колониях. С другой стороны, выборные собрания сохраняли в основном свою власть. Они часто подходили к выполнению своих обязанностей с подозрительностью и узкоместечковым отношением, которые надолго сохранили ссоры между колониями и затрудняли работу администрации. В некоторых старых королевских колониях – Виргинии, на Барбадосе и Ямайке – собрания с самого начала были вынуждены отдавать короне постоянный, хоть и недостаточный, доход путем косвенного налогообложения. Большинство собраний, однако, упрямо отказывались это делать. Год за годом они неохотно и скупо голосовали за налоги, из которых покрывались все управленческие расходы, за исключением расходов на военно-морскую оборону. Большинство усилий губернаторов колоний, направленных на стабильное и эффективное управление, сталкивались с нехваткой гарантированного дохода. Даже их собственное жалованье было во власти настроений непредсказуемых собраний, которым они не подчинялись и контролировать которые они могли лишь с большим трудом. Споры по мелочам, трения и чувство неудовлетворенности на протяжении еще трех четвертей века в большинстве материковых колоний и еще дольше в Вест-Индии были характерны для английского колониального правления. Оно не было деспотическим, но оно всегда было слабым, зачастую некомпетентным и обычно в большей или меньшей степени коррумпированным.
Один главный фактор удерживал колониальную империю от распада – не считая, конечно, старых связей. Это был страх перед вторжением или окружением. Владения голландцев в Северной Америке были проглочены, но испанцы все еще правили самой большой и богатой империей в Новом Свете. Французские колонии становились сильнее, их население росло, и они казались опасными врагами на севере и западе; индейцы представляли собой постоянную угрозу на границах. В конце века казалось возможным, что все эти три силы могут объединиться против англичан на Атлантическом побережье.
Французская колонизация в XVII в. была менее стихийной, более планомерной, организованной и контролируемой, чем английская или даже испанская экспансия, – так как испанцы тоже расширяли свои владения из Мексики далеко на север. Различные компании, под эгидой которых была организована колонизация, полностью контролировались и финансировались короной, а во времена Кольбера корона освободила их от административных полномочий и взяла на себя прямую ответственность за управление колониями. К 1678 г. Кольбер уже сделал во французской империи то, что не удалось Якову II в английской колониальной империи. Каждой колонией управлял военный губернатор, назначенный французской короной. Этим военным помогали и в то же время за ними присматривали гражданские губернаторы – интенданты, которые решали все финансовые и экономические вопросы. У губернаторов и интендантов были советники в лице назначенных членов советов, которые также исполняли функции апелляционных судов, хотя и не имели независимых полномочий испанских audiencias. Эта система была проще и дешевле, чем замысловатая бюрократия Испанской Америки, быстрее и эффективнее, чем скрипящая английская представительная система. Экономическая политика колониальной Франции представляла собой даже еще более жесткий и последовательный меркантилизм, чем меркантилизм английских правительств эпохи Реформации, и, несмотря на нехватку кораблей и упорство голландских и новоанглийских контрабандистов в Вест-Индии, французское правительство прилагало энергичные усилия к соблюдению правопорядка. В отличие от английского правительства, у него была позитивная эмиграционная политика. Кольбер сохранил систему феодальных seigneuries (фр. владения и власть сеньора), созданную во времена Ришелье, но сделал их зависящими от реального проживания. Французы, в отличие от англичан, даже и не думали позволить населить свои колонии нищими, уголовниками и религиозными диссидентами. Наоборот, было сделано все возможное, чтобы привлечь подходящих колонистов, особенно в Канаду. Демобилизованным солдатам назначали пенсию в виде земель под фермы в Канаде, и они расселились вдоль течения реки Ришелье (правый приток реки Святого Лаврентия) и в других стратегических местах. Инструменты, семена и скот были предоставлены им за счет правительства, которое даже обеспечило бесплатный проезд в Канаду женщинам, пожелавшим найти себе там мужа из числа колонистов. Эти меры не были безрезультатными; население Французской Канады при Кольбере утроилось. Даже при этих условиях на момент его смерти в 1683 г. общая численность населения составляла лишь около десяти тысяч человек. Ее последующий постепенный рост был больше следствием плодовитости колонистов, нежели прибытия новых эмигрантов. Военная подготовка населения была очень высока, несмотря на его политическую и экономическую примитивность. Колонисты были одновременно и безрассудно смелыми, и дисциплинированными, а их обязанность проходить военную службу была реальной, что резко контрастировало с английскими колониальными ополчениями, которые были поделены между дюжиной отдельных правительств, редко инспектировались и привыкли придираться к приказам или, скорее, просьбам королевских представителей.
