– Отто!
Он бросился обратно в столовую.
– Не открывай пока дверь. Подожди… Я положу печень в коробку. Подожди минутку.
– Одну нужно положить снаружи, чтобы он почувствовал запах.
– Осторожно! Я открываю дверь.
– Положи ее на порог…
– Я знаю, что делать. Готова?
– Еще нет.
Она побежала в гардеробную и принесла две пары перчаток Отто. Немного неловко она протянула ему новую пару из овчины, а сама засунула руки в старые замшевые.
– Он укусил меня, – сказала она.
Кот спокойно наблюдал за ними, только хвост слегка подрагивал.
– Сейчас! – сказала она.
Отто открыл дверь. Кот деликатно мяукнул. Отто бросил куриную печень на крыльцо. Она упала на спину кота и соскользнула на землю. Животное съело ее быстро, с неистовством, похрюкивая от удовольствия, потом подняло голову за добавкой.
– На порог, на порог… – торопливо прошептала она.
Он бросил еще кусок мяса. Кот подцепил его одним когтем, рванул его другой лапой, проглотил и стал беспокойно кружить прямо у двери.
– Миска!
– Да ты заткнешься! – прошипел он.
Он держал миску в футе от пола. Кот переступил порог; две передние лапы стояли на полу столовой, голова покачивалась взад-вперед, как будто бы он нюхал воздух. Софи передернуло. Отто держал миску на расстоянии вытянутой руки от животного. Серое тело кота вытянулось. Отто медленно опустил миску в коробку, приговаривая: «Смотри, смотри, вот она, иди сюда, вот она…» С пустым взглядом и крысиной скоростью кот проделал оставшийся путь внутрь комнаты.
Бентвуды ждали. Кот терся своим тельцем о коробку, злобно царапал ее когтями, жалобно мяукал. Затем принялся за нее всерьез – сначала вытягиваясь во весь рост, потом прижимаясь к полу, он набрасывался на картонную поверхность. Его голова беспокойно и нервно моталась в разные стороны. Казалось, он не замечает Бентвудов, которые неподвижно замерли в нескольких футах от него. Довольно внезапно, как раз в тот момент, когда Софи задумалась о том, как же теперь им удастся выгнать его на улицу, когда он уже так свободно чувствует себя внутри дома, кот прыгнул в коробку.
– Быстро! – крикнул Отто.
Они захлопнули коробку.
– Держи его, держи, – кричала Софи. – О, Боже! Я не могу… он пытается открыть…
Коробка сильно затряслась. Свободной рукой Отто начал обматывать вокруг нее веревку для сушки белья, позволяя ей падать с грохотом после каждого оборота. Кот орал.
В ноздри ударил запах, едкий, отвратительный, тошнотворный.
– Страх, – прошептал Отто. Они оба сидели на корточках перед дверью и смотрели друг на друга поверх коробки. Отто завязал узел на толстой веревке. Всё получилось.
Животное затихло. Только запах его ужаса всё еще висел в воздухе. Софи часто дышала.
– Оставь дверь открытой, – сказал Отто.
Он отнес коробку к входной двери, надел пальто. Софи взяла свое.
– Нет, – сказал он. – Ты не поедешь. Это недалеко. Ради всего святого, ложись спать, ни о чем не думай.
Она смотрела в окно, как Отто идет к машине с коробкой в руках. Он поставил ее на тротуар, открыл багажник и засунул внутрь. Даже с того места, где она стояла, коробка выглядела мокрой. Возможно, это был просто туман.
Но она знала, что дело не в тумане. Тело кота разверзлось, как будто его раздавили, и само себя изгадило. Она взглянула на свою левую руку. Опухоль спала.
На обеденном столе она нашла упаковку со своими лекарствами. Она проглотила одну капсулу, запив ее виски.
Когда через час Отто вернулся, он обнаружил ее сидящей на постели в подобии страусиного гнезда. Она соорудила его из подушек, журналов, книг. Он рассмеялся.
– К чему ты готовишься?
– Развлекаюсь, – сказала она. – И это не работает.
– Ночной дежурный в обществе контроля животных сказал, что у них не зарегистрировано ни одного случая бешенства за последние тридцать лет.
– А что они сделают с котом? Они его убьют?
– Я не знаю. Он забрал у меня коробку. Кот еще рычал, но дежурный не показался мне обеспокоенным. Он просто смеялся.
– Когда я узнаю?
– В понедельник.
– Не раньше?
– Доктор, который проводит обследование, будет только в понедельник. И тебе не придется звонить им, как и сказала медсестра. Если что-то случится – а ничего не случится, – они позвонят сами до полудня в понедельник. Теперь всё на самом деле закончилось.
– Но ты ничего не сказал мне о коте.
– Им больше не нужно их убивать, – сказал он и призадумался. Поднял упавший на пол журнал и бросил его на кровать. – Всё, что им сейчас нужно, чтобы определить, здорово ли животное, – это образец его слюны. Но когда он спросил меня, хочу ли я получить кота обратно, я ответил нет. Он сказал, что тогда они его утилизируют.
– Утилизируют?
– Хватит, Софи.
– Хорошо.
– Это было ужасно, правда? Заманивать его в коробку?
– Это было ужасно.
– Я отнесу пальто вниз.
– О, Отто, оставь его на стуле.
– Я устал.
– Он орал по дороге?
– Нет. Не издал ни звука, пока я не передал его дежурному.
Он нерешительно посмотрел на свое пальто.
– О, я отнесу его.
– Ничего не случится, если ты один раз оставишь его на стуле, – раздраженно сказала она.
Он бросил пальто на стул:
– Нам повезло.
– Нам во всем везет, – ответила она.
Отто всегда отключал радиатор в спальне при первых слабых признаках весны, и в комнате было прохладно. Раздеваясь, он дрожал. Потом он стоял голый, в растерянности глядя на кровать.
– В чем дело? – спросила она.
– Я голоден и не знаю, чего хочу.
Она предложила несколько вариантов. Он всё еще выглядел потерянным.
Затем она сказала: «Иди уже в постель», и он тяжело упал рядом с ней, будто сраженный ударом. Она позволила журналам соскользнуть на пол, взяла роман Бальзака с прикроватной тумбочки. Но тщеславие мадам де Баржетон и ее мучительные глупые выходки не могли удержать ее внимания. Ум соскальзывал со страниц. Отто спал рядом. Она долго сидела, откинувшись на подушки, и задавалась вопросом, о чем же она думает, когда прикрывается фальшивым вниманием к случайным темам, которые проплывают у нее в голове.
Она намеренно представила себе гостиную их фермерского дома во Флиндерсе, потом, размывая картинку этого светлого знакомого места, в ее уме начала проявляться другая комната: строгий кабинет из ее детства, отец и его друг заговорились допоздна, а она лежит в полудреме на викторианском диване, прислушиваясь к низкому гулу мужских голосов, ощущая на щеке покалывание конского волоска, пробившегося сквозь черную обивку, чувствуя себя в безопасности и мечтая о блеске своей будущей взрослой жизни.