– Лучше, мне кажется, – сказала она, зажигая маленькую настольную лампу и осматривая свою руку. Припухлость всё еще была заметна, но краснота уменьшилась. – Болит. Вся рука болит. Но выглядит получше.
– Тебе нужно сделать прививку от столбняка сегодня. Ее можно сделать где угодно, – похоже вся эта ситуация его утомила.
– О, всё будет в порядке, – сказала она. Ей и самой это надоело.
Он пристально посмотрел на нее сквозь полузакрытые веки.
– Ты увиливаешь, Софи, – сказал он. – Есть вещи, которые нужно просто сделать, без лишних разговоров.
– Может, он не пьян. Может, он болен, – сказала она.
– Он пьян, – сказал Отто. – Иди в кровать.
– Откуда ты знаешь!
– Не кричи.
– Почему ты не оставляешь места для сомнений? Может, у него эпилептический припадок? Сердечный приступ! Ты такой ловкий, любого можешь подловить… американская форма мудрости! И даже если он действительно пьян? Он уже достаточно страдает!
Отто медленно натянул одеяло на голову. С другой стороны вылезли его ноги.
Ее челюсти сжались в тиски, Софи подбежала к кровати и сдернула с него одеяло. Он протянул руки, схватил ее за бедра, и она упала на него.
– Ты слишком много говоришь, – сказал он, – и стала использовать слово «американский» в уничижительном смысле. Ты ненавидишь свою страну?
– Я ненавижу тебя, – ответила она.
– Сильно?
– Нет.
Ее внезапно оставило то нервное возбуждение, которое заставило на мгновение забыть об усталости и бесцветной скуке раннего утра, и она уткнулась лицом в край кровати. Отто, несколько апатично, начал гладить ее спину под ночной рубашкой. Она была благодарна, что они не поссорились – у нее не было сил, – но за этой благодарностью скрывалось гнетущее разочарование. Отто собирался заняться с ней любовью, пока Негр на улице спит в собственной блевотине?
Она вызвала призрак своего бывшего любовника. Он сидел в кресле, не касаясь его прямой спинки, одетый в коричневый пиджак из замши. Он не смотрел на нее. На спинке кресла висел бюстгальтер – там, где она его оставила, – и Фрэнсис слегка наклонялся вперед, будто для того, чтобы избежать контакта с ним. Она повелела ему сесть поглубже. Он начал растворяться. Там, в Локуст-Вэлли, он, должно быть, спит, лежа лицом к лицу с Джин, которая знает названия всего. Слеза скатилась по ее щеке. Она никогда не избавится от него. Рука Отто лежала неподвижно. Она прислушалась к его дыханию. Он спал.
Позже утром, когда они проснулись, небо было ясным, розовым, обнадеживающим.
– Чем ты собираешься сегодня заняться? – спросил он ее за завтраком.
– Пообедаю с Клэр.
– Я бы хотел, чтобы ты сходила к врачу.
– Я позвоню Ноэлю сегодня днем.
– Точно позвонишь?
– Его не будет на месте в субботу.
– Тогда дежурный оператор заставит его перезвонить.
– Операторы существуют для того, чтобы заглушать крики умирающих, – сказала она.
– Как мне не хочется идти сегодня в офис, – сказал он. – Но там небольшая буря из-за ухода Чарли.
Она резко встала и понесла посуду на кухню. Когда она вернулась в гостиную, он перебирал свой портфель. Она увидела торчащий уголок книги, и, недолго думая, потянула за него, чтобы увидеть название. Потом она раскрыла ее в том месте, где лежала закладка из клочка бумаги.
– Ты это читаешь? – спросила она.
Он взглянул на книгу и кивнул. Это была «Смерть Ивана Ильича».
Она проводила его до входной двери.
– Он исчез, – сказала она, выглядывая в стеклянное окошко двери.
– Кто?
– Тот Негр. Просто исчез.
– Его унес ангел, – проговорил он. – Кот же не возвращался, правда?
– Я не видела.
Он помолчал, потянулся к дверной ручке, затем коснулся ее волос.
– Прошлой ночью ты спускалась вниз почитать? Я просыпался, и тебя не было в постели.
Она рассмеялась, против воли и пытаясь сдержаться.
– Софи?
– Меня даже в доме не было, – сказала она. – Чарли приходил.
– Чарли!
– Чарли пришел сюда посреди ночи и хотел поговорить. Уверял, что пришел увидеться с тобой. Он был выпивши. Мы пошли в бар на Кларк-стрит, – она всё еще смеялась. Fou rire
[13], – сказала она себе строго.
Он потянул ее обратно в холл.
– Почему ты не разбудила меня? Почему ни слова не сказала, пока я не собрался уходить?
– Поэтому я и смеюсь. Потому что я забыла. Просто забыла.
Он уронил портфель на пол.
– Ты выводишь меня из себя, – проговорил он тихо.
– Почему ты сказал ему: «Желаю удачи, приятель»? – спросила она лукаво и тут же пожалела об этом. Она почувствовала укол нетерпения; ее собственный смех расстроил ее, она не хотела его обижать – и обидела, не оскорблением, которое она могла бы взять обратно, а указав на его глупость.
– Прости меня, – воскликнула она. – О… Прости меня за это.
Его голос был почти не слышен.
– Не трудись рассказывать мне что-либо еще…
– Он был зол, – беспомощно продолжила она. – Он пытался добраться до тебя через меня. Он страдает, ему кажется, что ты не осознаешь всей тяжести вашего расставания… что ты равнодушен. Я не знаю…
Он безучастно посмотрел на наручные часы. «Я годами выполнял огромную часть работы», – сказал он. Его тон был размеренным, но он так пристально смотрел на ее плечо, что оно немного напряглось, как будто он опирался на него. «Чарли само обаяние. Есть определенная разновидность лести, понимаешь, в которой он искусен». Он умолк. Она чувствовала, что он говорит, не особо обдумывая свои слова, и она знала, что он не очень-то верит в силу слов, которые в конце концов существуют только для тех вещей, которые можно выразить словами. Правда о людях имела мало общего с тем, что они говорили о себе или что другие говорили о них. Она ощутила волну сочувствия к нему. Он не смог бы объяснить, что имел в виду.
– Я знаю, – быстро сказала она. – Я точно знаю, о чем ты.
Ее глубоко трогало, что этого не знал никто из них. Он выглядел очень усталым.
– Тебе обязательно надо в офис? – спросила она.
– Документы… – ответил он. – Столько всего нужно сделать. Он забирает с собой много дел. И я даже не знаю, сколько клиентов.
– Он тебе небезразличен.
– Да. И я ему тоже дорог.
– У тебя есть клиенты, которые предпочтут остаться с тобой.
