На самом деле, как показывало исследование, молодые люди удивительно тонко и проницательно чувствовали отказ, даже если партнерша не произносила слова «нет». Так что в оправданиях вроде «откуда мне знать» или «я же не умею читать мысли» стоит усомниться
[168]. Что же касается слова «да», парни считали себя настоящими ясновидцами. Участники исследования Бедера отмечали, что такие несексуальные физические признаки, как прямой зрительный контакт, являются явным предложением
[169]. Конечно же, если вы смотрите человеку в глаза, это далеко не всегда означает, что вы пытаетесь его соблазнить, и ребята прекрасно это понимают. Когда я, женщина среднего возраста, смотрела им прямо в глаза, задавая вопросы, скажем, о куннилингусе, ни один из них не интерпретировал свой взгляд как флирт. Однако когда мой интерн, 18-летняя девушка, проводила интервью в своем колледже, все парни пытались к ней приставать. Тот же вопрос от привлекательной сверстницы наделялся сексуальным оттенком, поскольку парни хотели трактовать ее поведение таким образом. Некоторые парни, с которыми беседовала Бедера, считали, что улыбка девушки указывает на сексуальное желание. Хотя людей заставляют улыбаться самые разные причины — и умиротворение, и дискомфорт. Комплименты — еще один популярный индикатор (я тут же подумала, что не стоило выражать восхищение стильным чемоданом моего попутчика в самолете). Другие признаки желания: если девушка близко стоит, танцует с тобой, дотрагивается до твоей руки во время общения. В исследовании Бедера треть якобы сексуальных признаков были названы только один раз, поэтому сложно прогнозировать, что именно мужчина может воспринять как приглашение: случайный эмодзи, отсутствие бюстгальтера или если девушка случайно сядет парню на колени в переполненном автобусе. Действительно, любое из этих проявлений может означать сексуальный интерес — или нет. Их объединяет только то, что конкретный парень видит в них доказательство влечения. Парни также склонны проводить знак равенства между воодушевленным участием в любом сексуальном акте (например, поцелуи) и воодушевленным согласием на проникающий секс.
Под действием алкоголя молодые (и не очень) мужчины склонны еще больше переоценивать сексуальный интерес женщин — а также инициативу с женской стороны, — интерпретируя любые дружеские слова и действия со стороны девушки как зеленый свет. В 2016 году исследователи Confi — онлайн-ресурса, посвященного вопросам женского здоровья, — опросили 1200 студентов колледжей и недавних выпускников по всей стране, задав им один вопрос: что, по их мнению, произойдет, если они приведут домой человека, с которым познакомились и танцевали на вечеринке
[170]. Всего 45% мужчин сочли проникающий секс «вероятным», и только 30% женщин разделяли их мнение. Относительно орального секса соотношение было примерно таким же. Более того, каждый четвертый мужчина сказал, что «придется уламывать» женщину, чтобы секс состоялся. Обратите внимание, это происходит в 2016 году — не двадцать-тридцать лет назад. Подобная разница в восприятии становится причиной не только сексуального насилия — из-за того, что мужчины считают себя вправе получить то, чего они хотят, или же в результате откровенной злонамеренности, — но и того, что парни отрицают свою ответственность и считают все обвинения против них надуманными. Согласно тому же опросу, мужчины расценивают действия «подвыпившего» парня «намного более приемлемыми», чем трезвого. То есть этим они оправдывают даже сексуальную агрессию, хотя, если женщина выпьет и станет жертвой нападения, ее обвинят без каких-либо оправданий. (Кстати, женщины относятся друг к другу с той же предвзятостью. В 2019 году опросили студентов колледжей Среднего Запада, и оказалось, что и юноши, и девушки считали, что женщина с алкогольным напитком в руке в общественном месте более «сексуально доступна», чем женщина, которая пьет воду, или мужчина, пьющий алкоголь. Они также признались, что вряд ли помогут женщине в опасной ситуации, если она выпила. Респонденты полагали, что в такой ситуации она сама искала случайного секса, так что никакой настоящей угрозы нет
[171].)
Несмотря на все доказательства обратного, мы — мужчины, женщины, взрослые, подростки и особенно родители — все равно хотим верить, что только «чудовища» совершают сексуальные правонарушения. И пусть даже это чудовища, которых мы знаем, — наши работодатели, священники, одноклассники, учителя, любимые знаменитости, политики, судьи Верховного суда, — они все равно ужасны. «Хороший парень» не способен на насилие, и точка: неважно, сколько сил ему надо потратить, чтобы убедить себя в этом. Даже мужчины, которые признаются, что держали сексуальных рабынь в зонах военных конфликтов, заявляют, что никого не насиловали, — это всегда кто-то другой, «чудовище», «плохой парень»
[172]. На самом деле одна из общих черт практически всех насильников заключается в следующем: они верят, что проблема не в них.
Среди молодых людей, с которыми я беседовала, несколько человек, которые мне очень нравились — дружелюбные, вдумчивые, умные, харизматичные парни, — «почти что» изнасиловали девушку. Они силой опускали голову девушки вниз, чтобы склонить ее к оральному сексу. Они снимали на камеру, как их девушка доставляет им оральное удовольствие на выпускном, и отправляли ролик бейсбольной команде (без ведома девушки, конечно) — или же записывали такое видео на iPhone для «личного пользования» (и все это без ее ведома). Каждый из них называл себя «хорошим парнем». Такими они и были, почти всегда. Но дело в том, что даже самый хороший парень способен на очень плохой поступок. Однако признать это слишком страшно. Лиам никому из своих друзей не рассказывал о происшествии в лагере, потому что «если скажешь кому-то такое, а это окажется “не тот человек”, жди беды. Тебя обзовут сексуальным маньяком, насильником, и это разрушит всю твою жизнь». Поэтому, чтобы избежать ярлыка «чудовища», он решил молчать и игнорировать ответственность, которую, на самом деле, он был готов взять на себя.
