Они почти подошли ко мне вплотную, взгляды обоих устремились вперед, и я понял, что бороться буду сегодня не только с собой, а еще и с дикой ревностью.
Нахрена я позволил Флоберу выбрать платье для жены? То-то блондин так хитро улыбался. Крысеныш.
Хорошо, что Есения не знала, куда я мотался днем и как прошла беседа с ее другом детства. Зато Андрэ теперь подберет челюсть, закатает губу и не будет больше засматриваться на мою жену. Иначе я его лишу всего этого великолепия — я оглядел роскошное помещение, заказанное специально для открытия коллекции. Отреставрированный театр сверкал зеркалами и полированным камнем под ногами. Белые перила, будто из слоновой кости, высокие потолки, уходящие в купола, звонкие люстры. Напоминало царский дворец.
Деньги могут все, в который раз убедился я. Или почти все — взгляд метнулся в сторону Есении, и в груди снова болезненно дернулось. Это не объяснить, но меня рядом с ней накрывало каким-то жутким предчувствием. Уже не первый день такое. Сначала я отгонял его прочь, а сейчас прислушался, но стало лишь тяжелее — сердце молотило в ребра, как дурное. Предупреждая меня, что зря я во все это ввязался, что ничего не выйдет.
В кармане мягко задрожал вызов, но я проигнорировал, пошел к жене, перекрыв ее тонкую фигурку для других. Склонившись к ее шее, поцеловал за ухом, вплел пальцы в густую гриву и, собирая мелкую дрожь с ее кожи пальцами, немного развернул девушку к себе.
— Мы опаздываем, Се-ня.
Она испуганно распахнула глаза, губы призывно открылись, горячее дыхание вырвалось вперед и ласково прокатилось по моей щеке. Жена кротко кивнула, но продолжала всматриваться в мое лицо, будто желала многое сказать, но не находила слов.
— Что ты так смотришь? — захотелось спросить, потому что считать ее взгляд не получалось.
— Это ты почему так смотришь? Я веду себя неправильно? Ты хмуришься, стискиваешь губы, сутулишься. Твои челюсти словно пытаются перемолоть зубы. Ренат, я что-то делаю не так? Ты злишься? Мне страшно рядом с тобой, когда ты так… смотришь.
— Я не… — запнулся, теряясь и не понимая, что ей ответить. — Есения, — наклонился к ее уху и, едва касаясь кожи губами, прошептал: — Как думаешь, что происходит с мужчиной, когда на его пальцах кончает красивая женщина?
Девушка шумно втянула воздух носом и пролепетала полушепотом:
— Я не знаю.
Двое любопытных прошли мимо, всячески пытаясь разглядеть Есению. Егор, заметив их взгляды, перекрыл нас с женой собой. Так, чтобы никто не мог глазеть на то, что принадлежит мне.
Я отстранился от Сени, потому что от ее пряного запаха вело, а осознание, что мероприятие затянется на пару часов, мучило. Она меня боится, а я рядом с ней дурею, как мальчишка.
Как я мог так жестоко ошибиться с выбором и выбрать девушку, которую в прошлой жизни и полюбить бы смог? Все дед… Он ведь предложил кандидатуру Волгиной. Да и медицинская карточка Есении была самой чистой по словам Давида. Только Аверин забыл мне сказать, что девушка еще совсем невинна. Не только в физическом плане, но и морально.
Брагина, как молодое вино — игристое, хмельное, ароматное. Его пьешь и не напиваешься. Пьешь и незаметно пьянеешь.
Но Есения вряд ли готова к замужеству, и это самая большая проблема нашего брака. Зря я не приехал раньше и не познакомился. Зря. Возможно, сейчас было бы проще сдвинуть отношения с мертвой точки, выйти из тупика. А может, я тогда бы отказался от брака и выбрал бы другую — более бездушную куклу, ведь нарочно кромсать свое и чье-то сердце не собирался.
Крах ее отца очень помог заключить сделку. Брагин предложил мне дочь, а я ему деньги на спасение бизнеса. Когда подписывали передачу средств, что-то грызло меня, но я не понимал, что — только сейчас понял, что это то самое — ПРЕДЧУВСТВИЕ.
И вчера, когда лежал пол ночи, закрыв глаза и слушая сиплое дыхание Есении, я испытывал тоже самое. Глубинное, темное, тянущее нутро желание все остановить. Разорвать брак и переиграть план.
А с другой стороны, что я теряю? Что приобретаю? Новые чувства? Это ведь не новое сердце в подарок, а всего лишь штопанное подобие — с этим смогу смириться. Я другого боялся, и об этом даже думать не хотел, гнал мысли прочь, как надоедливых мух.
Лучше умереть скоропостижно, чем оставить после себя бездну.
И сейчас мое желание трахнуть жену — настоящее благо, если вдуматься. Потому что делать детей с той, от которой воротит — совсем уж гиблое дело. Но ее желание в ответ, такое быстрое и нарастающее с каждым днем — не то, что я ожидал.
Насильно брать не собирался, но ждал, что куклам все равно, с кем трахаться. На это был расчет, но я промахнулся. Есения не игрушка и в ней нет этого дерьма, как в девочках на разок — я это чувствовал сердцем.
Но всему виной ПРЕДЧУВСТВИЕ… Оно меня и тормозило, крутило внутренности, выжимало последние силы.
— Ренат, ты в порядке? — вдруг забеспокоилась Брагина и, потянувшись на цыпочках, заглянула в мои глаза. Долго всматривалась, а потом произнесла тревожно: — У тебя капиляры полопались, глаза красные. У бабушки такое было, когда она болела.
— Не выспался, — отмахнулся. — Пойдем, — придержал ее за локоть, а Егору показал взглядом следовать за нами. Я знал, что он глазеть на мою жену не посмеет.
Хотя… Я повернулся и оценил Меркулова с головы до ног — сможет ли он заменить меня, если придется? Телохранитель не обращал внимания на мою жену, был сосредоточен на работе и взгляд, скользящий по фигуре Есении, не темнем от похоти. Бесполезный вариант. Она ему просто не нравится.
А это ведь выход — найти себе замену. Я даже улыбнулся своим мыслям. Как на счет Давида? Он свободен. Нет, он слишком шебутной.
Я глянул на профиль Есении и задохнулся от мысли, что ее кто-то будет трогать, кроме меня.
Да что это?
Я выпустил руку жены и показал ей, что она может пройти в ложу.
Позади нас прикрывали двое охранников, подоспевшие после проверки людей внизу, Егор как раз осматривал ВИП-помещение.
Оставшись в коридоре, я смог выдохнуть и попытаться настроиться на позитивные мысли, потер пальцами виски и, с яростью прочесав пальцами волосы, сжал их на затылке. Удивительно, но я и о головной боли напрочь забыл. Есения выбивала меня из привычного алгоритма и забирала все то старое, что у меня было, уничтожала все, кроме дикого желания.
После того, как Меркулов вышел из ложи, я встретился с ним взглядом, поймал кивок, говорящий, что нам никто не будет мешать, и зашел внутрь.
Будто в ванну с лавой прыгнул.
Там было тихо и темно. Широкий диван по центру, рядом небольшой столик с ужином на двоих, а впереди смотровое стекло с тонированным покрытием.
И Есения. Обнаженная, обрамленная контурным светом. Она стояла у перапета и всматривалась на развернувшуюся перед глазами сцену, а я дышал через раз и давился матами. Это платье и платьем не назовешь — в темноте оно натурально исчезало, только поблескивало на ее теле мелкой россыпью звезд-страз. Сука Флобер.
