Горячий кофе заливает белоснежную блузу уродливой коричневой кляксой, меня отшвыривает в сторону, поднос с бокалами переворачивается. Звон оглушает, и еще один толчок в спину угрожает моему носу встречей с грязным кафелем.
— Поймал, — смеется кто-то над ухом и, ловко отодвигая меня от крупных осколков, подтягивает за талию вверх, нагло так, но надежно.
— Спасибо, — выдыхаю, крепко цепляясь пальцами за футболку спасителя. Мои окрашенные в светло русый короткие волосы от рывка падают на глаза. Непривычно с каре ходить, но так хотя бы немного на себя не похожа, больше вероятности, что отец не найдет. Если искать будет.
Мы на миг замираем друг напротив друга. Я не дышу. Он, кажется, тоже. Мы никого не слышим и ничего не видим.
— Айболит, опоздаем на пару, — кто-то появляется справа и разнимает нас своим голосом. Парень, что меня спас, только сейчас отмирает и нехотя отпускает мою талию. Кивает зачем-то, все еще не сводя с меня глаз.
Взяв себя в руки, я все-таки отступаю и быстро скрываюсь в подсобном помещении.
Наша уборщица, Света, с кривой гримасой на губах перехватывает мою руку. Я на автомате потянулась за метлой и совком, чтобы убрать осколки, понимая, что мне все равно влетит от начальства. Точно оштрафуют за разбитые бокалы, и все равно, что меня толкнули, нужно было смотреть куда иду. Женщина что-то говорит, но я не слышу, в ушах жуткий шум от шока, только по губам понимаю — она сама все сделает, мол, я криворукая, только размажу грязь на полу.
Устало присев на стул, опускаю голову и гипнотизирую потертую плитку под ногами. Последний время, после того, как уехала из столицы, я плохо ела и плохо спала. Все время не покидало чувство, что виновата сама в своих бедах. В безденежье, в слабости.
Да и скучала по отцу, если откровенно. Хоть он и был порой жестоким и требовательным, но я его искренне любила, верила, что смогу в будущем оправдать себя в его глазах. Добиться успеха без чьей-то помощи и средств.
Единственное, что ему не простила — это смерть мамы, но в глубине понимала, что он ни при чем — ее просто забрала жуткая болезнь. Теперь же, из-за папиной выходки, я не могла поехать к ней на могилу. Меня поймают и заставят все-таки выйти за старика. Просто потому что папа так решил.
Из новостей узнала, что его бизнес пошатнулся. И, наверняка, он меня винит.
Я изменила внешность и пряталась — не хочу, чтобы меня принуждали к договорному браку.
— Весенняя, в зале куча народу, — заглянув в подсобку, строго фыркает администратор кафе. — Ты чего расселась? А ну быстро к угловому столику!
— Иду, — поднимаюсь. — Только переоденусь.
— Шевелись! Пятница, народ будет только прибывать. Если не хочешь еще больше штрафов или увольнение, работай шустрее.
Компанию молодежи вешают на меня, приходится натянуть на лицо улыбку, выпрямить спину и замереть у столика. Синеглазый парень снова оказывается напротив, я едва не примораживаюсь от его пронзительного взгляда. Он не пугает, нет, скорее, парализует.
Ребята подшучивают, блондинчик с кудрявыми волосами больше всех, он даже пытается тронуть мою руку, но я успеваю отодвинуться. Синеглазый молчит все это время, лишь сканирует меня, отчего по спине ползут мурашки, а колени дрожат. Быстро записываю заказ и облегченно выдыхаю, когда ребята, быстро перекусив, уходят.
Брюнет, что меня спас от осколков, на выходе все-таки бросает в меня странный взгляд, а я прячусь за спину Али, чтобы не выдавать свой интерес, смешанный с испугом.
Когда несла заказ к их столику, у меня все поджилки тряслись, а губы едва открывались. До сих пор все тело подрагивает.
— Ты видела? — восторженно шепчет Алька, убирая густую челку набок и склонясь ко мне. — Как богатенький красавчик на меня смотрел? Какой хорошенький! А-а-а…
— С чего ты решила, что он…
— Да у него туфли дороже стоят, чем мы с тобой за год зарабатываем.
Я не стала развивать беседу, повела плечом и сбежала с подносом в подсобку, а Альку вызвали к другому столу.
До конца дня работаю на автомате. Сил почти нет, но я порхаю по рядам, улыбаюсь посетителям, выжимаю из себя все и молюсь, чтобы меня не сильно наказали за разбитые бокалы. Я так хотела себе новые босоножки купить, поудобнее, и купальник. На море уже второй месяц живу, а искупаться так и не сходила.
В полночь вываливаюсь на улицу, уставшая до головокружения, и, запрокинув голову, вдыхаю морской воздух. Небо густо усеянное звездами едва не опрокидывается на меня. Покачнувшись, прижимаюсь к стойке беседки. К жарким дням без капельки прохлады я привыкла. Пусть дома все-таки было комфортней, но возвращаться в золотую клетку не хочу и не буду. А вот ночам, что зазывали к морю, я никак не могла довериться. Страшно было одной ходить по чужому городу, но другого времени оценить горизонт и послушать перешептывание волн, у меня не было.
Сейчас сезон отпусков, гулянок, молодежи, на пляжах часто драки случались. Несколько дней назад девочку-официантку из соседнего кафе изнасиловали, когда она домой шла.
Потому я не слушала зов морской стихии и, не оглядываясь на темные воды, спешила вдоль побережья, чтобы вернуться в крошечную комнатку, которую мне выделила хозяйка и знакомая Егора.
За уборку в доме женщина платила мне жильем и пропитанием, копейки давала — на важные нужды, как говорила она, но этого не хватало на нормальную самостоятельную жизнь. Осенью я очень хотела поступить в университет, да только последние дни что-то совсем в это не верилось. Потому и пошла подрабатывать в кафе — нужно было хоть немного скопить денег.
От усталости ноги заплетаются. Спускаясь по ступенькам к пирсу, едва не скатываюсь вниз, но удачно хватаюсь за перила.
— Опять поймал, — над ухом пролетает теплый с хрипотцой голос, чужие пальцы оказываются на талии.
От испуга я шлепаю наглеца наотмашь и попадаю по гладковыбритой щеке ладонью. Парень лишь смеется на такую жалкую защиту, крепче обхватывает меня руками и тянет на себя.
— Боишься, Веснушка?
— Отпусти! — выставляя руки, толкаюсь, но тот не сдвигается — гора из гранита. — Я закричу.
— А я ничего не делаю, — и вдруг вскидывает широкие ладони, будто сдается, но когда я пытаюсь сбежать, снова ловит и еще плотнее прижимает к себе. От его кожи пахнет жаром, солнцем, йодом. А от его дыхания холодной мятой, на удивление ни намека на спиртное, чем промышляли на отдыхе большинство молодых ребят. Смуглый, явно загорал на пляже не один день, не то, что я, от работы в саду на солнце покрылась горчичными пятнами и теперь похожа на рябого перепела.
— Что тебе нужно? — испуганно лепечу и вновь дергаюсь.
Он, несмотря на худощавость, высокий и крепкий, широкоплечий. Я не справлюсь с ним сама. Кафе, что осталось за спиной, уже закрыто, работники разошлись, а охранник, выпустив меня, наверняка все запер изнутри — не достучусь.
