Будто, блядь, вернулся в прошлое, где вместо Веснушки в объятиях оказалась тощая стерва-давалка.
Несколько дней пытался забыться на работе, отмахивался от воспоминаний о том, как Арина изгибалась подо мной, как стонала. Каждое утро драил тело докрасна, чтобы избавиться от запаха, что въелся под кожу и преследовал. Ее запаха на пальцах. Ее вкуса на языке.
Я должен принять, что не нужен Арине, не нравлюсь ей. Это ведь так просто. Так очевидно. Слепец! Навязывался, бегал, как привязанный, дурел от нее, а оказался плешивым, ненужным псом на коврике.
Самое подлое, что даже после этого, не выходит девушка из головы. Никак. И она не виновата, я должен это понять, сердцу ведь не прикажешь.
Я не из тех, кто бегает за призрачными возможностями, но на шестой день разлуки с Ласточкой едва не выл по-волчьи. Видел, что она звонила, — не ответил. Надрался, как черт, в тот вечер, разбил одну из тачек, благо, что сам не убился. Хотел тогда ответить на звонок, руки тряслись, в висках пульсировало, но остановился. В психах швырнул в стену мобильный, чтобы отсечь этот мертвый узел.
Зачем напоминает о себе, если я противен?
Из самоедства меня вырывает высокий, звонкий голос.
— Давид! Ты сегодня какой-то тихий, — горячие объятия девушки, поцелуй в щеку и вихрь ветра, застывший в волосах игривым смехом. — Тортик не понравился?
На выходные братья Грозы собрали друзей и меня позвали. Хотел отказаться, но разве это возможно, когда вечеринкой заправляет дзыга-Настасья?
Я не мог так рисковать. Это кудрявое счастье и покусать может. (Примечание от автора: история Саши Грозы и Насти «Чудачка для пианиста»)
— Аверин? — Саша, муж Настюши и мой давний друг, неизменно коротко стриженный, в белоснежной рубашке на выпуск, подает руку. — Ты сегодня один? — вскидывает бровь. — Что-то новенькое.
— Да иди ты! — ласково улыбаясь, крепко сжимаю тонкие пальцы пианиста, и Гроза-старший понимающе щурится.
— Данька заикался, что у тебя проблемы.
— У моего любимого целителя что-то случилось? — услышав наш разговор, Настя не отстает, вешается на плечи, заглядывает мне в лицо, и Сашка реагирует весьма предсказуемо.
— Целитель сейчас пострадает, если ты не увеличишь между вами расстояние.
— Саш, не ревнуй, — пушистая, кудрявая, легкая, как весенний ветер, в девичестве Чудакова переключается на мужа, шутливо бодает хмурого Саньку лбом, а я, пользуясь их заминкой, сматываюсь в крытую веранду.
Здесь прохладно и сумрачно, как в моей душе.
И натыкаюсь на целующихся Веру с младшим Грозой. (Примечание от автора: история Игоря Грозы и Веры «Звезда для гитариста»)
— Вот же… — хочу сбежать, но Игорь окликает, а Вера прячет разгоряченное от страсти лицо на груди мужа и поправляет юбку.
— Я помогу Насте, — говорит она с лукавой улыбкой.
— Беги, Булавочка, — Гроза ловит ее губы, не стыдясь зрителей, и с трудом отпускает. Девушка кивает мне, проходя мимо, и короткая челка прячет сияющие светлые глаза.
Вот оно счастье семейной жизни в действии. Оно полыхает так, что способно заразить других. Жаль, мне это не поможет, ведь сердцу Ласточки не прикажешь.
— Ну… — доставая из кармана джинсов леденцы, Игорь приседает на лавочку и откидывает затылок на спинку, — колись.
— И ты в курсе?
— Наш Айболит втюрился, уже все знают. Это же сенсация! — ржет младший и протягивает мне коробочку с конфетами.
— Нет, спасибо, хватит с меня сладкого. Я после Настиного торта на колобка похож. Так быстро стану толстым и некрасивым. Тогда точно мне нифига не светит на личном фронте.
— Ой, — отмахивается Игорь, — по Сашке, вон, не скажешь, а с твоим либидо… никакое ожирение не грозит, — поймав мой жесткий взгляд, Гроза откашливается.
— Не представляешь, как с этой хренью тяжело жить.
— Раньше тебе это, — дергает бровью, — не мешало.
— А теперь, — присаживаюсь рядом с Игорем, — мешает! Жаль, что ты бросил, я бы сейчас выкурил сигаретку.
— Здрасте. У меня дома бабское царство, за дым жена не просто лозины даст, а порвет волчью шкуру на тряпочки.
— Детей снова бабуле отвезли? — все-таки беру конфету, кажется, вишневую, и бросаю ее в рот. Сладкая, как моя Ласточка, что так далека сегодня. Идиот… не моя и никогда такой не будет.
— Да, они с Чудаковым справятся, — с наслаждением разгрызает конфеты Игорь. — Там теперь орава с нашими малявками, старичкам не скучно.
— Семья… — протягиваю мечтательно, посасывая конфету. — Хорошо, что и Настин папа нашел свое счастье.
— Слушай, я все спросить хотел, — подтягивается Гроза, по музыкальному складывая перед собой пальцы. — Помнишь, Данька пропал после нашей с Верой свадьбы?
— А как же. Полгода где-то шлялся, так и не признался, куда ездил и зачем.
Игорь приподнимает плечо.
— Может, тайна следствия? Я тоже пытался выпытать. Молчит.
— Кста, а Соколов сегодня будет?
— Вряд ли. Настюха ему даже не дозвонилась, но я другое спросить хотел. Тебе не кажется, что с Данькой что-то не то последнее время?
— Не замечал, а что?
— Да он какой-то… — Игорь задумчиво переплетает пальцы, хрумкает косточками, выворачивая ладони. — Равнодушный стал. Неживой. Бессердечный. Малая упала на прошлой неделе, разбила колено, а он даже не помог подняться. Просто стоял и смотрел.
— Непохоже на Сокола, — я уставился на младшего. — Даня обычно чуткий и детей обожает. Хм… Ты не путаешь?
— Это и Саша отметил, и Настя.
— В следующий раз понаблюдаю. Может, он тоже… — я заулыбался, — того?
— Влюбился? Так сказал бы! Данька же прямой, как палка, а тут конспирация высший левел.
(Примечание от автора: история Данила Соколова «Хозяйка моего сердца» — фэнтези)
— Ты прав. Я у Даньки был недавно, и намеков на подобное не было.
— О, вы тут? — на веранде появляются Саша и Генри.
— Игорь, поможешь? — Гроза подзывает брата. — Дрова надо бы накрыть, снег пошел, еще намокнут, девочек не согреем потом.
Младший спрыгивает с лавки без слов, но, обернувшись, бросает мне:
— Как свяжешься с Данькой, сообщи. Что-то тревожно за него.
Парни выныривают на улицу, а мы остаемся с Генри в тишине. За стеклом, в зале, крутятся девчонки, расставляют еду, зажигают свечи, смеются задорно. Как бы я хотел Арину привести сюда, познакомить со всеми. Чтобы она выдохнула, чтобы почувствовала тепло и поддержку… Наверное, я сам виноват — слишком спешил, а она, неопытная, чуткая девочка, испугалась.
— Северный Олень, какими судьбами? Ты же вроде в Болгарии был, — поднимаясь, окидываю друга взглядом и пожимаю ему руку. Генри ведет слегка растрепанной головой, прячет глаза, уводя их в сторону, но на рукопожатие отвечает крепко и уверенно. Валерия очень помогает ему справляться с синдромом Аспергера и учит его не забывать о друзьях, не замыкаться, и прогресс виден — Генри спокойно общается и не пытается больше сбежать с вечеринок, как раньше. А мне все труднее находиться в компании, где все женатые и с детьми. Я, как белая, вернее, черная, ворона. То есть, ворон.
